Призрачная дорога - [20]
фетровые треугольные шляпы, укреплённые китовым усом, украшенные султанами из петушиных перьев,
кивера,
сёдла,
кушаки,
ленты,
нагрудные знаки из золочёной латуни,
шитьё.
Всё это у нас невозможно.
У нас нет, а в Китае – пожалуйста.
Там мастеров миллионы.
Восток сегодня единственный способен дёшево, достоверно и массово имитировать Запад.
Даже двухсотлетней давности.
Могло ли такое прийти в голову французскому императору?
Кутузову?
Александру Первому?
Маршалу Нею и всем вот этим нарисованным человечкам?
Сиротка скуксилась.
Экспозиция показалась громоздкой и пыльной.
Свесившись через ограждения и рассматривая атакующих друг друга солдат, кирасир, смело скачущих через ручей, ещё только горящие избы и избы, от которых остались обугленные брёвна, видя настоящие пушки и ядра, слушая причитания экскурсовода по поводу неспособности сегодняшних россиян к имитации, я подумал, что всё это сплошное надувательство.
Вся история придумана взрослыми, чтобы морочить голову детям. Не чужим детям и даже не собственным, а внутренним детям, которые томятся в каждом из нас.
Глава 17
Громкий крик и последовавшие за ним стоны и проклятия заставили меня закрыть рот.
Едва не подавившись монетой на языке, я очнулся в собственной постели, среди останков нашей с Кисонькой страсти.
Крики принадлежали Кисоньке и возвещали о её столкновении c очередным полированным пнём.
Проглотив монету, я закашлялся.
Какое всё-таки классное изобретение – карманы.
И как только раньше несчастные крестьяне таскали монеты за щекой?
Утерев рот, я огляделся.
Комната стала как будто теснее, окна сузились, потолок опустился.
Заподозрив неладное, я вскочил с кровати и тихонько приоткрыл дверь…
Так и есть!
От прежней пышности остались только многочисленные полированные пни.
Никакого балкона, увешанного картинами, никакой люстры с леденчатыми плафонами. Спальня располагается на первом этаже и выходит прямо в тесную кухню, выполняющую роль столовой, гостиной и библиотеки. За старым круглым столом разместилась шумная компания.
Плотник, богиня, Кисонька верховодит, конечно, печник.
Камин по-прежнему не достроен, но сохранил прежний объём.
Относительно уменьшившегося дома камин и его строитель стали в разы больше. Ведь печник, разумеется, ни капли не похудел.
Прикрыв дверь, я со вздохом посмотрел на разгромленную кровать – никакая служанка теперь не придёт.
Спасибо Кисоньке, её почерк.
Всё перекроила – вернула окружающему миру чёртову правдивость.
В поисках одежды я открыл шкаф.
Морская ракушка.
И откуда взялась привычка тащить в дом ракушки?
Нашивка от пионерской рубашки.
Полыхающая красная звезда на жёлтом фоне.
Сколько страсти, прямо эскиз для татуировки в латино-американском стиле.
Я вспомнил, как спорол нашивку, когда вырос из рубашки.
Хотелось сохранить.
Недавно видел клип: знаменитый командир восточно-украинских повстанцев наводит страх на пленных солдат правительственных войск.
Он стащил пленных с танка, на котором их привезли, большим ножом спорол с рукава одного из них нашивку и сунул тому в рот.
Мол, жуй.
Я положил пионерскую нашивку в рот.
Пресный вкус ниток, жёстко, невкусно.
Стал бы я жевать нашивку, стоя на коленях в осенней грязи перед командиром с печальными глазами?
Как бы я повёл себя на месте того командира?
А что бы сделал сам командир, окажись он без ножа, связанный, на коленях среди врагов?
Стал бы есть хлопчатобумажные изделия с примесью синтетики?
Или сохранил бы мужество, которым блистал перед связанными пленными?
Откуда он взял тот большой и блестящий нож?
Зачем он ему понадобился?
Такой большой.
Он подражал любимому киноперсонажу?
Проводил зримую параллель преемственности?
Объявив себя наследником, подпёрся реквизитом?
Богине очень нравится этот командир. Его печальные глаза, его смелость и его нож.
Богиня говорит: «Вот это мужик. Не то, что реальные вокруг».
Интересно, она искренне или за гонорар?
Думаю, искренне, но деньги не помешают.
Переложив нашивку изо рта обратно в ящик, я надел футболку и шорты, собрался с духом и вышел из комнаты.
Глава 18
Все сидели за столом и перебирали иван-чай.
Появление моё встретили всеобщим восторгом, по большей части выраженным печником.
Он кинулся меня обнимать, спросил, хорошо ли я спал, и даже одарил троекратным русским поцелуем.
Я морщился от тыкающейся в меня бороды, но она, вопреки ожиданиям, не воняла, а напротив, благоухала чем-то импортным.
– Садись, не стой, как чужой! – пригласил меня за стол печник.
В моём-то доме.
Впрочем, мой ли это дом теперь?
Моя ли реальность?
Страшно в окно посмотреть.
Исподтишка я ещё раз оглядел присутствующих.
В целом все узнаваемы. Печник с нашего последнего свидания даже расцвёл, а вот богиня, напротив, пожухла.
Даже не уверен, что теперь ей подходит имя богиня Инста. Она напоминает вишню, залежавшуюся на прилавке, переспелую и слегка уже тронувшуюся.
Но не переименовывать же её по ходу повествования.
– Садись, в ногах правды нет! – повторил печник. – Тем более тут у тебя пол гуляет. – Он с силой топнул по доске, в буфете задрожала посуда.
Захотелось не просто вычеркнуть этого прохвоста, а избить, зарезать, размозжить.
– Сяду, сяду, – ответил я, пряча глаза, а с ними и нахлынувшую злобу.
В этой книге – рассказы трёх писателей, трёх мужчин, трёх Александров: Цыпкина, Снегирёва, Маленкова. И рисунки одной художницы – славной девушки Арины Обух. Этот печатный квартет звучит не хуже, чем живое выступление. В нём есть всё: одиночество и любовь, взрослые и дети, собаки и кошки, столица и провинция, радость и грусть, смех и слёзы. Одного в нём не найдёте точно – скуки. Книга издается в авторской редакции.
Александр Снегирев родился в 1980 году в Москве. Окончил Российский университет дружбы народов, получив звание магистра политологии. Учится там же в аспирантуре. Лауреат премии «Дебют» за 2005 год в номинации «Малая проза».
«БеспринцЫпные чтения» возвращаются! Лучшее от самого яркого и необычного литературно-театрального проекта последнего времени. Рассказы знаменитых авторов: Алёны Долецкой, Жуки Жуковой, Александра Маленкова, Александра Снегирёва, Саши Филиппенко, Александра Цыпкина и не только. Самые смешные и трогательные истории со всей страны, которые были прочитаны со сцены авторами и ведущими российскими актерами: Ингеборгой Дапкунайте, Анной Михалковой, Константином Хабенским и другими. Эти тексты собирали залы от Нью-Йорка до Воронежа.
В центре повествования – судьба Веры, типичная для большинства российских женщин, пытающихся найти свое счастье среди измельчавшего мужского племени. Избранники ее – один другого хуже. А потребность стать матерью сильнее с каждым днем. Может ли не сломаться Вера под натиском жестоких обстоятельств? Может ли выжить Красота в агрессивной среде? Как сложится судьба Веры и есть ли вообще в России место женщине по имени Вера?.. Роман-метафора А. Снегирёва ставит перед нами актуальные вопросы.
«Её подтолкнул уход мужа. Как-то стронул с фундамента. До этого она была вполне, а после его ухода изменилась. Тяга к чистоте, конечно, присутствовала, но разумная. Например, собаку в гостях погладит и сразу руки моет. С мылом. А если собака опять на ласку напросится, она опять помоет. И так сколько угодно раз. Аккуратистка, одним словом. Это мужа и доконало. Ведь он не к другой ушёл, а просто ушёл, лишь бы от неё. Правила без исключений кого угодно с ума сведут…».
Александр Снегирев – лауреат премий «Дебют» (2005), «Венец» (2007), «Эврика» (2008). Автор нашумевшего романа «Как мы бомбили Америку», безупречный стиль и предельная откровенность которого поразила и молодую аудиторию, и Союз писателей Москвы. Новая книга Александра Снегирева – история одновременно жесткая и нежная, остросоциальная и почти детективная, изысканно метафоричная и написанная на разрыв аорты.
Два московских авантюриста и полусумасшедший профессор случайно раскручивают инсайдерский канал в Телеграме. Жажда денег бросает бывших субкультурщиков в диджитал-болото анонимных публикаций и экстремистов, московской реновации и либеральных университетов, маргинальной политики и ютуб-блогов. Смогут ли повзрослевшие миллениалы ужиться с новым миром?
Моя первая книга. Она не несет коммерческой направленности и просто является элементом памяти для будущих поколений. Кто знает, вдруг мои дети внуки решат узнать, что беспокоило меня, и погрузятся в мир моих фантазий.
В каждой семье живут свои причуды… В семье главных героев — клинического психолога и военного психиатра принято бегать, готовить вместе, путешествовать налегке, не есть майонез и кетчуп и не говорить друг другу: «Ты должен, ты обязан, это мужская (женская) работа…».
Когда-то херувимов считали символами действий Бога. Позже —песнословящими духами. Нынешние представления о многокрылых и многоликих херувимах путаны и дают простор воображению. Оставляя крылья небесам, посмотрим на земные лики. Четыре лика — вопрошающий, бунтующий, зовущий и смиренный. Трое мужчин и женщина — вестники силы, способной возвести земной престол справедливости.
На далёкой планете похожий на осьминога инопланетянин каждый вечер рассказывает истории. Рядом с ним собираются его слушатели. Они прилетают на эту планету из разных миров. Истории, которые они слышат, не похожи одна на другую. В них есть и дружба, и любовь. Но и ненависть, и страх. В общем, почти обыкновенный живой мир, который при ближайшем рассмотрении становится фантастическим.
Юрий Серов сроднился с горами. Близкие считают его опытным восходителем и хотят отправиться с ним в экспедицию. Но горы сложны и непредсказуемы. Юрий попадает с опасную ситуацию в предгорьях Казбека в Грузии. Сумеет ли он подняться? Кто ему поможет? И чем окончится его горный цикл, читайте в шестой повести-отчёте сборника «В горы после пятидесяти…» — «Казбек. Больше, чем горы».