Присоединение Марийского края к Русскому государству - [77]
Примечательно, что луговые люди, которые были инициаторами и главными участниками нападений, оказались вне сферы уголовных преследований со стороны русских властей. Конечно, свияжские воеводы, согласно царскому наказу, не имели права вмешиваться в дела казанской воеводской администрации, под формальным ведением которой находилось все Левобережье бывшего ханства. Тем не менее, казанские воеводы, судя по всему, не приняли совершенно никаких мер в связи с данным происшествием. А это было как раз то самое «смесное дело», по которому Иван IV предписал «ссылатися воеводам казанским с свиязскыми и свиазскым с казанскыми»[845]. Очевидно, данное событие свидетельствует в пользу того, что в конце 1552 — начале 1553 гг. луговые марийцы в основной своей массе фактически не были подданными Русского государства, это подспудно признавалось самой Москвой. Именно поэтому в качестве уголовного деяния царской администрацией было признано участие в нападениях на коммуникации горных людей, но не луговых. Действия луговых людей всецело носили внешнеполитический характер. Скорее всего, они рассчитывали не только заниматься обыкновенным грабежом, но и поднять население Горной стороны против Русского государства (такие попытки со стороны луговых марийцев предпринимались неоднократно на протяжении всей Черемисской войны 1552–1557 гг.). Однако Горная сторона, как было показано выше, в силу объективных причин не могла стать мощным очагом движения сопротивления.
Возможно, часть антимосковски настроенных горных людей, в первую очередь, представители знати, перебралась на Левобережье. В пользу этого говорит тот факт, что в ноябре-декабре 1552 г. мурзой Камаем по указанию казанских воевод было подавлено вооруженное выступление на Арской стороне, которое возглавляли «Тугаевы дети с товарыщи»; при этом каратели захватили в плен 38 человек, которые впоследствии были казнены в Казани[846]. Устоялось мнение, что это выступление представляло собой феодальный мятеж, не поддержанный народными массами[847]. Действительно, летописное переложение донесения казанских воевод («а они их на Арьской стороне — и с ними арьские люди — побили») даже позволяет говорить о том, что в карательный отряд влилась часть местного населения — арские люди. Правда, в летописях не зафиксирован социальный статус участников описываемых событий, и разграничение между повстанцами и арскими людьми, выступившими против них, проведено только в политическом плане.
Особый интерес представляет вопрос об этнотерриториальном происхождении «Тугаевых детей». «Тугаевы дети с товарыщи» в летописях выступают под собирательным названием «казанцы», они не «награждены» какими-либо титулами и даже не названы по именам, но зато без труда угадывается имя «отца» зачинщиков вооруженного выступления — Тугай[848]. Трудно не согласится с мнением С.Х. Алишева и А.Г. Бахтина, что летописи не упоминали бы о каких-то «детях», если бы они не были детьми известного московским боярам представителя казанской знати[849]. Подобным же образом русские источники упоминают, скажем, о «Мамич-Бердеевых детях», не поясняя, о каком Мамич-Бердее идет речь, поскольку ясно, что имеются в виду «дети» известного марийского сотника, возглавлявшего повстанческое движение в разгар Черемиской войны 1552–1557 гг.[850] По предположению С.Х. Алишева, «Тугаевы дети» — это «дети» именно того Тугая, который в конце 1546 года отправил своих представителей из числа горных людей в Москву для заключения союза против хана Сафа-Гирея[851]. Учитывая указанные обстоятельства, а также то, что в свое время немало представителей казанской знати круто меняло собственную политическую ориентацию (к примеру, Кель-Ахмет, братья Нарыковы (Чура и Аликей), Чапкын Отучев, мурза Камай и другие), есть все основания согласиться с этой версией.
Итак, с двух неудачных антимосковских вооруженных выступлений — на Волге и на Арской стороне — началась национально-освободительная война народов Среднего Поволжья. Сразу же в этой войне проявились элементы гражданской войны, и этим всячески старалась воспользоваться местная русская администрация. Раскол среди населения Среднего Поволжья наметился не по социальному, а по политическому принципу. Это, пожалуй, во многих отношениях было тяжелым наследием предшествующего периода русско-казанского противостояния. Как тогда, так и в рассматриваемое время населению Казанского края приходилось выбирать между двух зол — или независимость, возможность жить по-своему, но борьба с сильным соседним государством, или покорность, согласие находиться в составе культурно и религиозно чуждого ему государственного образования, но в условиях мира и относительной политической стабильности в регионе.
После разгрома «Тугаевых детей» казанская воеводская администрация приступила к сбору ясака с населения Левобережья. Арская и Побережная стороны не оказали заметного сопротивления, и «дети боярские ясаки собрали сполна и привели к воеводам». Однако из Луговой стороны достаточно долго не было никаких вестей от сборщиков ясака М. Лихорева и И. Скуратова. Лишь 10 марта 1553 г. в Москву пришло сообщение, что «казанские люди луговые изменили, ясаков не дали и ясатчиков, которые ясаки на Луговой избирали, Мисуря Лихорева да Ивана Скуратова побили». Возможно, сборщики ясака забрались в отдаленные улусы Луговой стороны, население которых не признало власть русского царя и не собиралось платить подати и нести повинности в его пользу; если бы действия «ясатчиков» ограничились приказанской территорией, то сбор ясака здесь, скорее всего, прошел бы так же успешно, как на Арской и Побережной сторонах.
