Пришелец из Нарбонны - [91]

— «Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка Вселенной, освободивший меня от ответственности за него!»

Хаиме вынул коробочки тефиллин, подвернул широкий треугольный рукав и тоненьким ремешком привязал одну кожаную коробочку к левому предплечью, а вторую возложил на голову.

— «Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка Вселенной, освятивший нас своими заповедями и повелевший нам надевать тефиллин!» — прошептал он благословение. — «И привяжешь их, как знак, на руках твоих и будут они, как драгоценность, на челе твоем».

Собравшиеся в синагоге захлопали в ладоши, притопнув, как в танце, ногой.

— Доброго счастья! Доброго счастья! — восклицали одни.

— В мире и благодати! — отвечали другие.

— В мире и благодати счастья и благополучия! — слились голоса в совместном пожелании.

— Аминь, аминь, аминь!

Хаиме низко поклонился отцу, Даниилу, каплану, слепому Менаше Га-Коэну и другим, столпившимся возле яшмового стола на алмеморе. Все, кроме Эли, отвесили ответный поклон — за все время церемонии взгляд Эли был обращен на двери синагоги. Он ждал знака от Видаля.

В синагоге раздалось пение:

Аллилуйя! Какая нынче радость!

Всей душою запоем: Аллилуйя!

Даниил поднял руку и, когда пение стихло, низко поклонился младшему брату.

— Настал день и пришла минута, — начал он, — когда становишься ты ровней всем уважаемым евреям здесь и на всем белом свете, где бы они ни жили, поэтому от имени отца и всех собравшихся я прошу тебя произнести ученую речь Бар-мицва о чудесах у Тростникового моря и в пустыне. Таким образом ты окончательно и навсегда войдешь в мужское содружество.

— Благодарю тебя, брат мой, сын раввина дона Бальтазара, уважаемого отца нашего, — Хаиме отвесил ему столь же низкий поклон. — Я учил… — и голос его сломался.

Наступило гнетущее молчание.

Даниил кивал головой и улыбкой ободрял младшего брата.

— Я учил… — вновь начал Хаиме и остановился.

— Святая боязнь лишает тебя смелости и запечатывает уста твои, — сказал Даниил, — сломай печать и пусть из сердца твоего поплывет прекрасная речь. Загляни в пергаментный свиток и прочти первые слова.

— Я учил… Но речь будет… другая, о «Принесении Исаака в жертву»…[154]

— Все равно, пусть будет так, — раздались голоса.

Раввин дон Бальтазар высоко поднял брови, протянул было к Хаиме руку, но тут же опустил ладони и посмотрел на Даниила.

В зарешеченном окошке на галерее для женщин замаячило бледное лицо доньи Клары. Она снова протянула сквозь решетку руку.

Даниил кивнул отцу головой.

— Брат мой, — Даниил прикрыл глаза, — разве не лучше «Принесения Исаака в жертву» история, которую ты учил? Разве хуже чудо расступившегося моря, что разверзло пучину свою и поглотило войско фараона, чем чудо, когда Бог остановил руку, приготовившуюся к кровавой жертве? Подумай, брат мой!

— Всему свое время. — Голос Хаиме дрожал. — В свое время хорошо чудо у Тростникового моря, а в свое время хорошо чудо, когда Бог остановил руку Авраама. Сегодня время на «Принесение Исаака в жертву». Итак, «Бог сказал: возьми сына твоего, — начал он с выдержки, — единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение…»[155] Так вот, — голос Хаиме зазвучал уверенней. — Бог велел Аврааму принести Исаака в жертву. Почему Исаака? Единственного, которого он любил. Может, не было ни овцы, ни вола, чтобы приятным запахом дыма наполнить ноздри Всемогущего? Но жертва из овцы или вола не была бы испытанием. А Бог хотел убедиться, достоин ли Авраам Его Завета. Выходит, Всеведущий не знал, будет ли Авраам послушен Его приказу. Каждый ребенок даст ответ на этот вопрос. Итак, как это можно себе объяснить? Есть только один ответ, который был у меня готов еще до того, как я задал вопрос: Бог хотел, дабы Авраам дал пример другим. Пример отцов нужен детям, чтобы знали они, на кого им следует опереться. Исаак на жертвеннике не нужен Богу, ибо Бог знает все, но он нужен людям, ибо люди слабы. Хорошо, но почему Авраам не напомнил Богу обещания, дескать, племя его размножится, как песок на берегу моря и как звезды на небосводе? Если погибнет Исаак, кто будет отцом будущих поколений? Однако Авраам не припомнил Богу его обещания. Не припомнил и не пал ниц и не просил Бога оставить в живых единственного сына своего, рожденного в старости. Это было бы неверием во всезнание Всевышнего. А может, Авраам подозревал, что произойдет чудо? Первое чудо случилось, когда девяностолетняя Сарра родила сына. А значит, он мог рассчитывать на то, что случится и второе чудо, что Бог пошлет ангела, который остановит руку его, держащую нож. Бог может все. Да, Бог может все, но не всегда хочет. Иначе бы избранный народ привык к чудесам и перестал хвалить и почитать Бога и исполнять его заповеди. И стал бы прожорлив, как в пустыне, когда недостаточно было одной лишь манны небесной, и кричал он Моисею, мол, хочет мяса, как это было в Египте. И невозможно было бы его насытить. Поэтому Авраам не рассчитывал, на чудо. Если бы он на это рассчитывал, испытание не было бы испытанием. Так что же мог думать Авраам? Все живое является сотворением мира, когда он назвал сухие места землей, а собрание воды морем, сказано: «И увидел Бог, что это хорошо»