Природа сенсаций - [22]
— Я и говорю, — кивнула Катя.
Тем временем вышли на угол Тверской.
— Вон наш штаб, — показал Колычев на огромные окна в третьем этаже дома напротив. — Хотите, зайдем? Посмотрите, как мы живем. Мы недавно обустроились…
— Ты как, Луш? — спросила Катя.
— Нормально.
— Знаете, девчонки, только, может, водочки возьмем? — предложил Колычев. — Я — человек старой закваски, не привык на пиве останавливаться.
— Я вообще-то водку не люблю, — сказала Катя. — Лучше уж коньяк.
— Нет, коньяк сейчас пить нельзя. Весь поддельный. В Люберцах каких-нибудь разливают — чай со спиртом. Нельзя это пить.
— А французский? — спросила Катя.
— Французский — да. Бывает нормальный. Но не в ларьке. Отравишься — потом и спросить не с кого.
— Да чего ты, Кать, водку нормально, если с соком, — заметила Луша.
Взяли «Смирновской» и два пакета сока — апельсиновый и грейпфрутовый. Орешки, чтоб закусить.
У дверей штаба охранника не оказалось. «Раздолбаи», — отметил про себя Колычев.
Прошли по пустому коридору, затем по анфиладе, где помещались пиар-менеджеры. «И опять никого, — подумал Колычев. — Стоит уйти…» Впрочем, тут же он осадил себя: «А что бы они тут делали, во втором-то часу ночи?»
Кабинет Колычева представлял собой небольшую комнату, отделенную от общего помещения тонкой перегородкой с большим зеркальным окном. Сейчас в зеркале отразились все трое, вставшие вокруг стола, на котором покоился темный ящик компьютерного монитора.
— Вот, здесь я работаю, — пояснял Колычев, суетясь по-хозяйски. — Да вы раздевайтесь, рассаживайтесь.
Он сбросил с дивана на пол кипу: «Коммерсантъ», «Независимая», «Итоги».
— Садитесь, садитесь.
— А у вас в компьютере игры есть? — спросила Луша.
— Не держу, — ответил Колычев.
— А Интернет?
— Конечно.
— Так скачать же можно.
— Ладно тебе, Лушка, — сказала Катя. — Дома не наигралась? А радио можно включить?
— Конечно, конечно. Включайте. А я сейчас, — произнес Колычев, — только стаканчики какие-нибудь найду.
В лицо ему с двери глянули слепые бельма Кусто. «Фу, черт».
Сбросив плащ, он выскочил из комнаты.
Олег быстро пошел вдоль рядов столов с такими же мертвыми, как и его собственный, компьютерами, заглядывая подряд во все ящики. Вот наконец: стопка пластиковых посудин в разодранной целлофановой упаковке. «Чей это, кстати, стол? Ага, Шутов и Наресько, — отметил Олег. — Последить за ними, чтоб не особенно. А то, бля, превратят это все в обычный редакционный бардак…»
Внезапно Колычев осознал, что решительно не понимает, что же ему делать с девицами, да и вообще — зачем было затаскивать их сюда? «Напоить да трахнуть, естественно, — думал он, ступая по ворсистому ковролину, — но какой из меня поильщик и трахальщик? Что за ерунда…»
Однако когда он вернулся к себе в кабинет, где ожидали его подружки, оказалось, что думать о том, как развлекать гостий, ему не придется.
— Что это? — спросила Катя, когда Олег, расставив стаканчики полукругом, откупоривал водку.
— Где?
— А вот, — она указала на дверь.
— Это-то? — замялся Колычев. — Да тут, видите… Одна история. Это Кусто.
— Какой Кусто? Жак-Ив?
— Ну да.
— Не может быть, — сказал Луша. — Кусто же умер. Как он сюда мог попасть?
— В этом-то и вопрос, — усмехнулся Колычев, отмеряя по три пробулька жидкости в каждый стаканчик.
— Надо его оттуда вытащить, — твердо произнесла Луша.
— Вытащить? — изумился Колычев. — Да как?
— Кать, помоги-ка мне.
Вдвоем девушки подошли к двери.
— Давай упремся. Тяжелый, сволочь.
Помогая себе коленями, с явным усилием девушки погрузили руки в дверь и вытащили из нее Кусто. Невысокий, размером с гипсового пионера и так же весь белый, старик стоял теперь на ковре на невысоком постаменте. С него сыпалась какая-то крошка.
— Это чего? — спросил Колычев прерывистым голосом. — Памятник, что ли?
— Какой нах памятник, — отозвалась Катя. — Реальный Кусто.
— А чего же он молчит? — Колычев часто моргал, замерев с бутылкой водки в руке.
— Пока сказать нечего, — пояснила Катя. — А начнет — не остановишь. Мало не покажется.
— Как вы это сделали?
— Да мы-то ладно. Как вот ВЫ это сделали? Исследователя глубин в дверь запихнуть… Не знаю, что у вас за штаб такой.
— Луша! Подождите… Катя! — забормотал Колычев. — Объясните мне. А он тяжелый? Как вы его из двери-то вытащили?
— Взяли да вытащили, — сказала Луша.
— Она же твердая.
— Ну и что? Не тверже человека.
— А? Да… — Колычев повернулся, посмотрел в темное зеркало. — Да. Может быть, выпьем? Я выпью.
Он взял со стола стакан, когда Кусто шагнул к нему и, осыпая на ковролин белую пыль, накрыл стаканчик Колычева ладонью. «Капитан Кусто», — пронеслось в голове у Колычева какое-то смутное понимание происходящего, но тут же исчезло, оставив шлейф в виде единственного слова «командор».
— Держи его, Жак-Ив! — крикнула Катя фальцетом.
Белый Кусто сделал шаг и сзади обхватил Колычева каменными и совершенно холодными руками. Твердая ладонь подперла подбородок критика и запрокинула вверх его голову. Колычев стал было кричать, но нечеловеческий палец Кусто лег ему на горло, прекратив всякий звук.
Что же теперь будет? Колычев скосил глаза и увидел в комнате какое-то движение. Отчего-то догадался он, что ему ни в коем случае нельзя подпускать к себе девиц, и задергал ногами — но нога Кусто оплела его нижние конечности и зафиксировала их.
Эта повесть о дружбе и счастье, о юношеских мечтах и грезах, о верности и готовности прийти на помощь, если товарищ в беде. Автор ее — писатель Я. А. Ершов — уже знаком юным читателям по ранее вышедшим в издательстве «Московский рабочий» повестям «Ее называли Ласточкой» и «Найден на поле боя». Новая повесть посвящена московским подросткам, их становлению, выбору верных путей в жизни. Действие ее происходит в наши дни. Герои повести — учащиеся восьмых-девятых классов, учителя, рабочие московских предприятий.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Макар Мазай прошел удивительный путь — от полуграмотного батрачонка до знаменитого на весь мир сталевара, героя, которым гордилась страна. Осенью 1941 года гитлеровцы оккупировали Мариуполь. Захватив сталевара в плен, фашисты обещали ему все: славу, власть, деньги. Он предпочел смерть измене Родине. О жизни и гибели коммуниста Мазая рассказывает эта повесть.
Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.
Главный герой романов Иорама Чадунели — опытный следователь. В романе «Возмездие» он распутывает дело об убийстве талантливого ученого, который занимался поисками средства для лечения рака. Автор показывает преступный мир дельцов, лжеученых, готовых на все ради собственной выгоды и славы. Персонажи «Рождественского бала» — обитатели «бриллиантового дна» одного города — махинаторы, взяточники и их высокие покровители.
Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.
Собрание всех рассказов культового московского писателя Егора Радова (1962–2009), в том числе не публиковавшихся прежде. В книгу включены тексты, обнаруженные в бумажном архиве писателя, на электронных носителях, в отделе рукописных фондов Государственного Литературного музея, а также напечатанные в журналах «Птюч», «WAM» и газете «Еще». Отдельные рассказы переводились на французский, немецкий, словацкий, болгарский и финский языки. Именно короткие тексты принесли автору известность.
Новая книга Софьи Купряшиной «Видоискательница» выходит после длительного перерыва: за последние шесть лет не было ни одной публикации этого важнейшего для современной словесности автора. В книге собран 51 рассказ — тексты, максимально очищенные не только от лишних «историй», но и от условного «я»: пол, возраст, род деятельности и все социальные координаты утрачивают значимость; остаются сладостно-ядовитое ощущение запредельной андрогинной России на рубеже веков и язык, временами приближенный к сокровенному бессознательному, к едва уловимому рисунку мышления.
Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.