Приобщение - [8]

Позор и любви, и науке!

О, буйство холодных страстей…

Гремят беспристрастные звуки, —

Как танки идут на людей.

Он власть захватил — и карает.

Гудит беспощадная медь.

Он — демон! Он всё презирает,

Чем люди должны овладеть.

Он рыщет. Он хочет поспешно

Наш дух затопить, как водой,

Нездешней (а, может, нигдешней?)

Стеклянной своей красотой…

Так будьте покорней и тише,

Мы все — наважденье и зло…

Мы дышим… А каждый, кто дышит,

Мутит, оскверняет стекло…

Тебе ж этот Вагнер не страшен.

И правда — ну чем он богат?

Гирлянды звучащих стекляшек

Придумал, навешал — и рад.

Он верит, что ходит по краю —

Мужчина! Властитель! герой!..

Слепец!

       Ничего он не знает,

Что женщине нужно земной.

Не знает ни страсти, ни Бога,

Ни боли, ни даже обид…

С того и шумит он так много,

Пугает

       и кровь леденит.

1963

* * *

Заслуг не бывает. Не верьте.

Жизнь глупо вперёд заслужить.

А, впрочем, — дослужим до смерти,

И можно заслугами жить.

А нынче бы — лучше иначе.

Обманчиво право на лень.

Ведь, может, и жить — это значит

Заслуживать каждый свой день.

1964

* * *

Ты летишь, и мне летится.

Правлю прямо, курс держа.

Только ты летишь, как птица,

Я — как толстый дирижабль.

Не угнаться за тобою,

Не избыть своих границ.

Вот ты движешься с толпою

Легких птиц, бездомных птиц.

Мне б сейчас к тебе спуститься:

Вот вам сердце, вот и дом.

Только я — увы! — не птица,

Тут не сесть мне нипочем.

И гудят моторы резко.

Я скрываюсь в облаках…

А внизу, свернув на Невский,

Ты летишь на каблуках.

1964

ТЫ ИДЁШЬ

Взгляд счастливый и смущённый.

В нем испуг и радость в нём:

Ты — мой ангел

              с обожжённым

От неловкости крылом.

Тихий ангел… Людный город

Смотрит нагло вслед тебе.

Вслед неловкости, с которой

Ты скользишь в густой толпе.

Он в асфальт тебя вминает, —

Нет в нём жалости ничуть,

Он как будто понимает

Впрямь, —

        куда ты держишь путь.

Он лишь тем и озабочен —

Убедиться в том вполне.

Ты идёшь и очень хочешь,

Чтоб казалось — не ко мне.

А навстречу — взгляды, взгляды,

Каждый взгляд — скажи, скажи.

Трудно, ангел… Лгать нам надо

Для спасения души.

Чтоб хоть час побыть нам вместе

(Равен жизни каждый час),

Ладно, ангел… Нет бесчестья

В этой лжи. Пусть судят нас.

Ты идёшь — вся жизнь на грани,

Всё закрыто: радость, боль.

Но опять придёшь и станешь

Здесь, при мне, сама собой.

Расцветёшь, как эта осень,

Золотая благодать.

И покажется, что вовсе

Нам с тобой не надо лгать.

Что скрывать, от всех спасаясь?

Радость? Счастье? Боль в груди?

Тихий ангел, храбрый заяц.

Жду тебя. Иди. Иди.

1964

* * *

Слепая осень. Город грязь топтал.

Давило небо низкое, и даже

Подчас казалось: воздух черным стал,

И все вдыхают смесь воды и сажи.

Давило так, как будто, взяв разбег

К бессмысленной, жестокой, стыдной цели,

Всё это нам наслал наш хитрый век,

Чтоб мы о жизни слишком не жалели.

А вечером мороз сковал легко

Густую грязь… И вдруг просторно стало.

И небо снова где-то высоко

В своей дали прозрачно заблистало.

И отделился мир от мутных вод,

Пришел в себя. Отбросил грязь и скверну.

И я иду. Давлю ногами лёд.

А лёд трещит. Как в детстве. Достоверно.

1964

* * *

Освободите женщину от мук.

И от забот, что сушат, — их немало.

И от страстей, что превращают вдруг

В рабыню ту, что всех сама пленяла.

А потому — от выбора судьбы:

Не вышло так — что ж!.. Можно жить иначе.

От тяжести бессмысленной борьбы

И щедрости хмельной самоотдачи.

От обаянья смелости — с какой

Она себя, рискуя счастьем, тратит.

Какая смелость может быть у той,

Что всё равно за смелость не заплатит?

Откуда трепет в ней возьмётся вдруг?

Какою силой в бездну нас потянет?

Освободите женщину от мук.

И от судьбы. И женщины — не станет.

1964

ТЕМ, КОГО Я ЛЮБИЛ В ЮНОСТИ

Я вас любил, как я умел один.

А вы любили роковых мужчин.

Они всегда смотрели сверху вниз,

Они внушать умели: «Подчинись!».

Они считали: по заслугам честь,

И вам казалось: в этом что-то есть.

Да, что-то есть, что ясно не вполне…

Ведь вам казалось — пали вы в цене,

Вас удивлял мой восхищенный взгляд,

Вы знали: так на женщин не глядят.

Взгляд снизу вверх… На вас!.. Да это бред!

Вы ж были для меня легки, как свет.

И это понимали вы подчас.

Но вам казалось, я похож на вас,

Поскольку от любви не защищён,

А это значит — мужества лишён.

И шли в объятья подлинных мужчин,

И снова оставался я один.

Век мужества! Дела пошли всерьёз.

И трудно я своё сквозь жизнь пронёс.

И вот я жив… Но словно нет в живых

Мужчин бывалых ваших роковых.

Их рок поблек, сегодня рок иной.

Всё чаще вы, грустя, гордитесь мной.

А, впрочем, что же — суета, дела…

Виню вас? Нет. Но просто жизнь прошла.

Себя виню… Понятно мне давно,

Что снизу вверх на вас смотреть грешно.

О, этот взгляд! Он вам и дал пропасть.

Я верю, как в маяк, в мужскую власть.

Но лишь найдёт, и вновь — пусть это грех,

Смотрю на вас, как прежде — снизу вверх.

И униженья сердцу в этом нет…

Я знаю — вы и впрямь легки, как свет.

Я знаю, это так — я вновь богат…

Но снова память гасит этот взгляд.

И потухает взгляд, хоть, может, он

Теперь вам вовсе не был бы смешон.

1964

ПОДОНКИ

Вошли и сели за столом.

Им грош цена, но мы не пьём.

Веселье наше вмиг скосило.

Юнцы, молодчики, шпана,

Тут знают все: им грош цена.

Но все молчат: за ними — сила.

Какая сила, в чем она.

Я ж говорю: им грош цена.

Да, видно, жизнь подобна бреду.