НАУМ КОРЖАВИН
Будни "тридцать седьмого года"
Очерк
Передо мной в ксерокопии документ, очень важный для понимания нашей истории. Я его не открыл и не добыл хитроумным способом. Просто нашел в книге, которая доступна всем. Он - один из фрагментов, составляющих приложение к этой книге. Называется она - "МИНА ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ (Политический портрет КГБ)" и выпущена московским издательством РУСАРТ еще в 1992 году. Автор книги и, следовательно, первый публикатор этого документа известная журналистка Евгения Альбац, написавшая много интересных и важных статей о "ЧК-ГБ". Некоторые из них в расширенном виде вошли в эту книгу. Но сейчас меня интересует только вышеназванная публикация.
Материал этот важен, а в том, что содержит его вторая часть достаточно сенсационный. То, что многие подозревали, о чем догадывались, что глубокомысленно выводили из имевшихся у них фактов,- подтверждено теперь официальным документом - приказом - и служебной перепиской. И вот об этом-то материале мне за три года не обмолвился ни словом ни один человек. По-видимому, такие факты уже никого не волнуют - о них даже не говорят. Даже Евгения Альбац почти не комментирует свою публикацию. Видимо, считая, что документ говорит сам за себя. И что не такая уж это новость - то, о чем все, кто об этом думал, давно догадывались.
Да, если рассматривать этот документ только как еще одну улику против сталинщины - тут и говорить не о чем. Уличать эту напасть и лично товарища Сталина (а в том, что за приказом стоит Сталин, читатель вполне скоро убедится) в безграничном беззаконии и в государственном бандитизме - нелепо и скучно. Впрочем, даже если скучно, всё равно надо: желающие этому не верить не перевелись до сих пор. Но я займусь другим.
Я попытаюсь прокомментировать этот приказ как документ эпохи. А это необходимо. Прежде всего потому, что исчезает память. Эпоха, крайним выражением которой был этот приказ (вторая половина 30-х годов XX века), становится, ввиду своей ирреальности, непонятной (гораздо непонятней, чем 30-е годы XIX века) и поэтому как бы не существовавшей. Привычные термины террор... жестокость... произвол - ставят ее в ряд обычных неприятных эпох. Дескать, прискорбно, но о чем тут говорить... Между тем, говорить тут есть о чем. Ибо эта ни на что не похожая, непредставимая и практически невыносимая эпоха не только существовала, но до сих пор держит нас в тисках своих последствий.
Вот первая страница этого документа, точней его обложка (видимо, на папке "Дела") и название. Привожу здесь - правда, графически сжато - всё, что значится на этой странице, кроме инвентарных и архивных штампов и обозначений.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Экз. № 1
ОПЕРАТИВНЫЙ ПРИКАЗ
НАРОДНОГО КОМИССАРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА С.С.Р.
№ 00447
Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и пр. антисоветских элементов
гор. МОСКВА
30 июля 1937 года
Мы по крупицам собирали свидетельства, доказательства, мучительно умозаключали, опять сомневались, опять убеждались... А тут это черным по белому, в приказе самого Ежова, во второй его части. Впрочем, и весь приказ посвящен "операции по репрессированию" - можно было бы сказать, не вдаваясь в лингвистические тонкости: операции по массовому уголовному наказанию людей за несовершенные, но, по абстрактным представлениям наказывающих, возможные деяния.
В этом смысле интересно заглянуть в часть III - ПОРЯДОК ПРОВЕДЕНИЯ ОПЕРАЦИИ, которая начинается с прямо фрейдистской "оговорки" - "каждый арест оформляется ордером". Лучше про роль юридической формы в СССР не скажешь. В это время как раз принимается сталинская демократическая конституция, ни одного ареста без ордера и прокуратуры! Но народного комиссара внутренних дел это не беспокоит. Он, как видите, хорошо знает, что ордера не испрашиваются у прокуратуры, от которой формально зависит, давать их или не давать, а именно оформляются по мере надобности его наркоматом. Приказ об этом говорит почти открыто. Ордера отнюдь не учитываются как лимитирующий фактор. Дело прокуратуры - поставлять вовремя ордера. Думаю, что поставляла она уже подписанные бланки - фамилию жертвы быстрей было вписать самим. В тех обстоятельствах это было даже разумней. Юридический смысл тот же, а волокиты меньше. С волокитой у нас всегда любили бороться.
"Операцию", о которой говорит этот приказ, - велено начать 5 августа (через 6 дней, в некоторых местностях через 11 и 16) и закончить в четыре месяца. Это не первая волна таких репрессий в те годы, хотя по замыслу она несколько отлична от предыдущих. Но об этом потом. Начнем со II части приказа, как с наиболее сенсационной и существенной фактически. Вот она с комментариями:
II. О МЕРАХ НАКАЗАНИЯ РЕПРЕССИРУЕМЫМ И КОЛИЧЕСТВЕ
ПОДЛЕЖАЩИХ РЕПРЕССИЙ
Так в тексте - и "меры наказания репрессируемым", и "количество подлежащих репрессий". Остальной текст приказа тоже часто неловок, но такого элементарного несогласования падежей в нем больше нет, что чрезмерно даже для этой публики - видимо, торопились, и не до того было, чтоб вычитывать. Возникает вопрос - куда было торопиться? Но он сродни многим другим естественным вопросам, и о нем после, когда речь пойдет о преамбуле и I части. Там же пойдет речь о "контингентах", подлежащих репрессированию. II часть, с которой мы начали, - сугубо деловая. И все определения ее следует воспринимать как данность.
