Принцесса Иляна - [118]

Илона улыбнулась, но ни словом, ни жестом не показала, что теперь ей всё ясно и разговор можно считать оконченным. Она сама никак не могла решить, удовлетворена признанием или нет. Всё совершилось как-то буднично и быстро...

Меж тем муж помялся немного, затем вернулся к жениной кровати, снова присел на край, сжал руки Илоны, покоившиеся на одеяле, в своих и вдруг наклонился, поцеловал ей обе ладони и заговорил торопливо, не поднимая головы:

— Честно сказать, под Шабацем я сам ещё не думал, что полюбил тебя. Но минувшей ночью, когда казалось, что мне вот-вот принесут весть о твоей смерти, я понял, что не хочу лишиться тебя. И не потому, что мне жаль потерять женщину, которая меня любит, а потому что моё сердце к тебе привязано. Что будет с моим сердцем, если ты ляжешь в могилу? Наверное, это нехорошо: думаю о тебе, но беспокоюсь о себе.

— Перестань, — снова улыбнулась Илона. — Я тебя понимаю.

— И не сердишься за то, что я так себялюбив? — Муж повернул голову и посмотрел на неё краем глаза.

— Говори мне почаще о своём себялюбии, — попросила Илона.

Это казалось странно, но теперь, когда всё обратилось в шутку, она вдруг перестала сомневаться в серьёзности происходящего, перестала считать это розыгрышем. Ладислав Дракула говорил о любви серьёзно!

— Скажи... — муж снова поцеловал ей руки, продолжая сжимать их, — сейчас твоя жизнь вне опасности? Ведь верно? Верно?

— Да, со мной всё будет хорошо, — произнесла Илона, поцеловав его в затылок, но чувствовала, что муж ей как будто не верит.

Она уже не знала, радоваться ей, или нет, потому что вдруг подумала: «А захочет ли он теперь иметь дело со мной как своей супругой? Станет ли делить со мной постель, если боится ненароком стать причиной моей смерти?»

III

Пусть не всё у Илоны сложилось так, как хотелось бы, но она всё равно радовалась тому, что есть, и благодарила Бога. Правда, во время молитв её одолевало смутное чувство, что Господь взирает на неё, снисходительно качая головой, и что Он считает её неисправимой дурочкой.

«Господь, Ты за мной не поспеваешь, — думала Илона. — Я просила дать мне детей, и Ты дал мне мужчину, благодаря которому у меня появились дети, но я испугалась этого мужчину, и просила Тебя избавить меня от него, просила, чтобы он ко мне охладел. Ты исполнил и это. А теперь я прошу тебя, чтобы этот мужчина снова почувствовал ко мне страсть. Господь, прошу Тебя, не считай меня совсем глупой. Исполни эту просьбу, и после этого я очень-очень долго не буду ни о чём просить. Обещаю».

Она не знала, исполнит ли Бог эту новую просьбу, но теперь так сильно поверила в Божью милость, что нисколько не боялась лишиться уже приобретённого. Например, лишиться маленького Михни: «Бог не отнимет то, что дал».

Поздний долгожданный ребёнок — над таким обычная мать тряслась бы, боясь, что он вдруг заболеет, но Илона преспокойно доверяла его кормилице или служанке, убеждённая, что всё будет хорошо.

Илоне почти всё время хотелось спать. Следовало восстанавливать силы. И раз уж Бог устроил так, что она могла позволить себе переложить часть забот о ребёнке на плечи помощниц, не следовало пренебрегать этой возможностью.

И всё же новоявленная мать проявляла к ребёнку куда больше внимания, чем полагалось для женщины её круга. На это обратила внимание Маргит, которая в первый же день после родов Илоны пришла посмотреть на ребёнка и без всяких церемоний заглянула в спальню сестры:

— Зачем ты кормишь его сама? У тебя грудь испортится: будет отвисшая.

— Затем, что иначе служанкам придётся каждый день доить меня, как козу. Нет. К тому же малыш радуется, когда я кормлю его сама. Слышишь, как чмокает?

Где-то в самой глубине души Илона временами сомневалась, что сама родила этого младенца. Казалось, что не было ни беременности, ни родов, а было что-то вроде чудесного подарка. Казалось, что деревянная статуя Девы Марии пришла из некоего близлежащего храма и оставила в колыбели своего Младенца, который чудесным образом ожил и стал неотличим от обычного ребёнка. Но кормление грудью служило Илоне своего рода доказательством — и беременность, и роды были, а этот крошечка, который так замечательно чмокает, ещё слишком розовый и худенький, чтобы походить на деревянного Младенца из церкви.

Впрочем родители Илоны, приехавшие в пештский дом вскоре после Маргит, чтобы справиться о здоровье младшей дочери и увидеть, кого же она родила, почему-то повели себя так, словно это не их внук — были сдержанны и в улыбках, и в поздравлениях, и не изменили поведение даже тогда, когда узнали, что мальчик назван в честь покойного Михая Силадьи.

Конечно, главная причина заключалась в том, что мальчика согласно брачному договору, так и не пересмотренному, следовало крестить некатоликом. Родители Илоны, как и тётушка Эржебет с Матьяшем, предпочли бы, чтобы родилась девочка — будущая католичка, но сама Илона разделяла мнение своего мужа о том, что всё сложилось наилучшим образом. Раз на свет появился мальчик, значит, не будет никаких пышных празднеств в Буде, а будет скромный праздник в пештском доме, где родители ребёнка не окажутся отодвинутыми в сторону высокопоставленной роднёй.