Принцесса и мальчишки - [9]

Я найду ее. Я должен ее найти. А иначе чего я стою — человек, который не смог отстоять свою Принцессу?

ГДЕ-ТО НА ГРАНИЦЕ

Перевод А. Ляуэр

1

Сверху был хорошо виден лагерь. Четыре наши палатки, как огромные зеленые лягушки, замерли у опушки леса. Около флагштока, совсем крошечная отсюда, притаилась палатка командира. Немного с краю, у ручья, дымила лагерная кухня. Все как на ладони.

Ребята внизу слонялись по поляне, изображая бурную деятельность, хотя было ясно, что делать им ничего не хочется — жарко…

Этим летом нам не повезло — лагерная жизнь не задалась. Но, как часто бывает, к концу вдруг выяснилось, что уезжать никому не хочется.

— Я бы тут еще посачковал, — вяло начал Павлицкий, — не больно весело, но…

— Что «но»?

— Уж лучше здесь, чем там.

— Только не нам.

— Кончай ты со своими стихами. Надоело… — Павлицкий лениво потянулся.

Взобрались мы на эту верхотуру не просто так. Со спецзаданием — наломать веток на метлы. Удовольствие, конечно, маленькое, и мы, следуя правилу, что отдыхать лучше, чем работать, валялись в траве, вяло переговариваясь, благо что начальство далеко, не видит.

Павлицкий снял рубашку и завертел головой, изучая свой загар.

— Вот дела. Вроде загар как загар, а домой приеду, вымоюсь — и все как рукой снимет, опять белый. Может, кожа у меня какая-то не такая…

Я промолчал, во-первых, потому, что мне было наплевать на кожу Павлицкого, а во-вторых, говорить не хотелось… Я тоже стянул рубашку, и мы стали загорать. Было тихо, из лагеря не доносилось ни звука, пахло нагретыми солнцем соснами, сухой травой…

Разбудил нас Анджей:

— Шеф прислал узнать, не перегрелись ли вы тут и не пора ли перевернуться на другой бочок. А может, крема желаете для загара?.. Ну, что с метлами? Растут?

— Растут себе, что им сделается? — спокойно ответил Павлицкий и действительно перевернулся на другой бок.

Анджей сел около меня, взглянул вниз, на поляну.

— Шеф бесится. Хотя что теперь… — Он махнул рукой. — Последний день. Завтра в это время дома будем.

Я посмотрел на часы, было около пяти.

— Раньше… В это время я уже у тебя буду, с билетами. Рванем в кино на шесть.

— Откуда знаешь, какой фильм?

— А тебе не все равно?

Павлицкий оживился:

— И мне с вами можно?

— Можно, но не должно, — сказал я. — Сперва вернешь мне пятерку, потом поглядим…

— Не будь занудой, — скривился Павлицкий, — ты прям как тетка моя. Деньги отцу перед войной дала, а забыть до сих пор не может. Сечешь? Перед войной!

— Да, прыткий твой папаша на отдачу…

— Это точно. Взял у меня в прошлом году десятку — и с концами…

— Слушай, не морочь ты нам голову своими предками, — начал я, но Павлицкий вдруг полез в карман и вынул деньги.

— Возьми свою пятерку и заткнись. Порядок?

Я взял бумажку и обалдел. Она была новенькая, сложена вчетверо и с одного угла слегка надорвана.

— Яцек! Это ж та самая!..

— Да? — заинтересовался Анджей. — Правда, что ль, та самая?

— Врет он… — небрежно бросил Павлицкий, но было видно, что ему не по себе. — А если та самая, что с того?

— Чего ж ты раньше не отдал? И зачем тогда занимал? — не отставал Анджей. — Чтоб в кармане протаскать две недели?

Павлицкий молчал, сосредоточенно вытряхивая песок из кеда. Тут до меня дошло, в чем дело.

— Продинамили его, вот он и темнил. Не пришла красавица…

Анджей уставился на меня, ничего не понимая, а Павлицкий заорал:

— Неправда, пришла… Просто ненадолго. А потом ускакала… На коне.

— На каком таком коне?

— Не все ли равно! На белом, черном, серо-буро-малиновом! — начал заводиться Павлицкий. — Сдался тебе этот конь!

Анджей с деланным сочувствием смотрел на него.

— Свихнулся парень… А может, солнечный удар схватил. Он же бредит. Какая-то барышня пришла пешком, ускакала на коне…

— Ну, коня-то он, положим, выдумал, — сказал я, — а барышня точно была. Тебя ж не было тогда с нами…

— Где? Когда? Чего вы раньше-то молчали? — допытывался Анджей. — Откуда конь-то взялся?

— Если тебя больше всего конь волнует, то прими к сведению, что их было два. Два! — Павлицкий сунул ему под нос два пальца.

Тут уж я ничего не понял.

— Почему два? Она что, на телеге прикатила?

— Кретин! На одном она сидела, а на другом лейтенант с пограничной заставы…

Вдруг совершенно четко, как наяву, я представил себе ту девушку. И почему-то на коне. Волосы у нее высоко подвязаны… Тогда, на площади, где мы ее встретили, волосы у нее были распущены, и выглядела она обыкновенно, как все. Хотя нет, все равно чем-то выделялась… А такая — на коне — и говорить нечего. Я почувствовал, что именно такой, необыкновенной, хочу ее запомнить.

Встретились мы так. Нас с Яцеком Павлицким послали в город, на почту. Надо было дать срочную телеграмму, отослать письма и получить денежный перевод.

Дел на час, но вернулись мы поздно. И все потому, что на почте нам сначала никак не хотели выдавать деньги. Яцек стал базарить, а автобус тем временем уехал без нас. Деньги, правда, нам все-таки выдали…

Мы вышли на площадь. Огляделись. Городок был маленький, идти особенно некуда.

— Попить бы чего-нибудь, — сказал Яцек и увидел, что напротив, в подворотне, стоит какая-то тетка и продает мороженое. Мы пошли к ней.

— Погоди брать, вдруг оно отравленное, — начал я как бы между прочим, — может, кто купит, поглядим на последствия…