Но расходиться никто не думал.
— Я не понял, что будет делать четвертый отряд? Смотреть, как мы вкалываем? — спросил Юрек из третьего отряда.
— Товарищ командир! А с «метлами» как? — ляпнул вдруг Эдек Павлицкий, младший брат Яцека, и ткнул пальцем в нашу сторону.
Все посмотрели на нас, и надо сказать, любви в их взглядах не было.
— Слышь? — толкнул Павлицкого Анджей. — Повезло тебе с братиком.
— Я ему покажу метлы, — прошипел сквозь зубы Яцек.
Вопроса младшего Павлицкого командир как будто ждал.
— Старший отряд ночью в карауле. Последняя ночь — надо быть начеку. Да и гроза собирается. А с этими тремя… Не знаю… Какие будут предложения?
Тут Богдан из нашего отряда понял, что пробил его час.
— Это недопустимо, — начал он, с каждым словом воодушевляясь все больше и больше, — это недопустимо, чтобы три человека, да еще из старшего отряда, три часа…
— Что ты заладил: «три» да «три»… — прервал его Эдек Павлицкий. — Говори, что с ними делать, и побыстрее, времени жалко…
Богдана не любили именно за эти его речи. Не умел он говорить просто, всегда речь толкал. И в школе тоже. У директора нашего, что ли, научился? Были они у него на все случаи жизни, но никого, кроме самого оратора, не трогали. Вот и сейчас Богдан собрался заняться своим любимым делом, но Эдек быстро спустил его с небес на землю.
— Братан-то у тебя ничего, — шепнул я Яцеку, — смышленый пацан…
— Ну, так какие будут предложения? — снова спросил командир.
— А чего их наказывать? Все днем работали, а они загорали. Пускай теперь повкалывают… — предложил кто-то из вожатых.
— Согласен, — встрял Богдан. — И ужин не давать. Пусть поголодают немножко.
— Идиот! — сказал я громко, а Яцек Павлицкий сплюнул.
— Тихо! — крикнул командир. — Кто сказал про ужин?
— Я… — Богдан стоял с видом человека, оскорбленного в лучших чувствах. Он был уверен, что сказал то, что требовалось.
Но наш командир недаром был когда-то моряком, и в таких вот ситуациях это было особенно заметно. Он подошел к Богдану и посмотрел на него так, как будто в первый раз увидел.
— Ты у них, кажется, вожатый? Значит так: возьмешь у начальника лагеря пилу с ведрами, захватишь этих троих и отнесете все в лесничество. В прощальном костре участвовать не будете. Все ясно? Шагом марш!
Вот так все кончилось. И лучше и хуже, чем я думал. Лучше, потому что не пришлось слушать нотаций. А хуже… потому что до лесничества пилить в одну сторону три километра, значит, в обе — шесть. Вечером в горах это займет не меньше двух часов. И это когда все будут у костра балдеть… А ночью нам в караул.
Мы приуныли и стояли, не зная, что предпринять.
— Пошли, что ли, за ведрами, — предложил Богдан.
— Да иди ты… — не выдержал я. — Мы на кухню… Подкрепиться не мешает.
На кухне дежурил сегодня младший отряд Эдека Павлицкого. Значит, точно не овсянка. Кашу спалить проще всего — это они в первые же дни с успехом продемонстрировали. С тех пор начальник лагеря давал в их дежурство продукты более легкие для приготовления.
— Опять небось гороховый суп? — спросил Анджей, подходя к котлу.
— Обижаешь!
— Значит, гуляш, — сказал я. — Весь вопрос, из чего…
— Все в норме! — вступился за своих Эдек. — Так трескать будете или подождете? Приправить не успел…
— Давай как есть! — обрезал его Яцек. — Соль отдельно. И хлеб. Бегом!
— Покомандуй еще! — возмутился кто-то из ребят, дежуривших на кухне.
— Кончай выступать… — толкнул Яцека Анджей. — И запомни: к повару не цепляйся! Повар — лицо неприкосновенное. С ним надо аккуратно…
Мы съели гуляш, хоть и не совсем готовый, но вкусный. Анджей с Яцеком даже по две порции. Но когда Богдан попросил добавки, Эдек закрыл крышку котла:
— Больше нету. Другим не хватит. Хочешь, хлеб жуй. И не базарь, здесь я решаю.
Мне все больше нравился этот паренек. Поначалу кажется, что эта малышня, оторванная от папы с мамой, будет у нас на побегушках. Но часто бывает наоборот, и младший отряд в лагере становится самым боевым, задает тон остальным. Так случилось и у нас. Тем более что командир с самого начала при каждом удобном случае выделял их, называя своей гвардией.
Сейчас эта «гвардия» резвилась, глядя на нас. Эдек постучал себя по лбу и спросил брата:
— Совсем мозги не варят?
— Щас получишь… — разозлился Яцек, но тут же притих, понял, что лучше не связываться.
Хотелось побыстрей выйти из лагеря. На командира неохота было нарываться, да и ребята, похоже, были настроены против нас.
Богдан явно чувствовал себя не в своей тарелке. А мы его в упор не видели. И все же после ужина он произнес очередную речь:
— Между прочим, все не так уж и плохо. Сами видели, я все сделал, чтобы вас не наказывали. Не получилось. А насчет ужина — это я для отвода глаз. Голодными вас все равно бы не оставили… — И, совсем воодушевившись, добавил: — Берите пилу, ведра и пошли потихоньку… Гнать я вас не буду.
Ответить мы не успели. Вмешался какой-то парень, крутившийся у кухни:
— Чего вы с ним возитесь? Пошли бы к командиру и сказали, что с ним не пойдете, сами все отнесете. Охота вам с этой мокрицей дело иметь…
Богдан возмущенно заморгал, но быстро взял себя в руки, сообразив, что может кое-что выгадать:
