Принцесса Элли - [46]

Она думает, что все закончится по-другому. Поэтому нужно, чтобы Эрик Хэммонд был здесь со своей единственной оставшейся дочерью, потому что он ей понадобится. Они будут нужны друг другу.

Прилив еще на несколько дюймов выше.

Я встаю, быстро и твердо, как стойкий оловянный солдатик.

— Мне нужно идти.

Я должен выбраться отсюда.

— Я поеду в больницу, посмотрю, не очнулся ли Томми. Я доложу, если он что-нибудь скажет.

Как только принц Николас кивает мне, я выхожу за дверь. Почти бегу. Но в коридоре меня останавливает чей-то голос.

— Логан.

Это леди Сара. Медленно я поворачиваюсь к ней лицом, и ее большие карие глаза полны сострадания.

— Я просто… Я просто хочу, чтобы ты знал: что бы ни случилось, это не твоя вина. Я знаю, сейчас тебе так может казаться, — она качает головой, — но это не так.

Она добрая девушка. Нежная. Это исходит от нее и окутывает любого, кто находится поблизости, как успокаивающее одеяло. Вот почему Генри так заботится о ней — вот почему он так тщательно охраняет ее.

Но в этот момент ее утешение может разбить меня вдребезги.

Поэтому, не говоря ни слова, я киваю, мое лицо напряженное, жесткое — вероятно, даже злое. Я быстро кланяюсь и буквально убегаю оттуда.

* * *

В стерильном, холодном отделении больницы, возле палаты Томми, я понимаю, что выгляжу как вчерашнее собачье дерьмо. Мои щека и руки в крови от ожогов, которые дополнительно повредили, когда прижимали меня к гравию. Я весь в черной саже и воняю, как адская яма. Незнакомые люди проходят мимо, окидывая меня настороженными взглядами.

Но мне, черт возьми, все равно. Я ничего не чувствую.

Где-то включен телевизор — последние новости о пожаре, но я не слушаю.

Мои глаза встречаются с ярко-зелеными глазами Джейни Салливан, огненно-рыжеволосой старшей сестры Томми, через окно его больничной палаты. Не колеблясь, Джейни выходит и обнимает меня длинными сильными руками.

— Привет, Ло.

Я поднимаю подбородок при виде Томми с закрытыми глазами, неестественно неподвижного на больничной койке.

— Как у него дела?

Джейни наклоняет голову.

— Мой брат всегда был твердолобым — на этот раз это пригодилось. Доктор говорит, что все будет в порядке…

Рядом с кроватью Томми мистер и миссис Салливан болтают без умолку, разговаривая со своим сыном, а он не произносит ни слова.

— …ну, если наши мама и папа не заговорят его до смерти.

Я фыркаю, но просто не могу выдавить улыбку. Затем лицо Джейни становится серьезным, а голос мягче.

— Говорят, сестра герцогини Оливии пропала.

Жар поднимается в моем горле, сковывая его.

Я киваю.

— Томми говорил, что вы с ней были близки?

Тысячи воспоминаний обрушиваются на меня одновременно, и я закрываю глаза, чтобы сосредоточиться на том, чтобы отогнать их.

— О, Логан. Мне так жаль.

Я качаю головой, потираю слезящиеся глаза.

— Они все еще ищут. Официальных итогов нет.

Джейни кладет руку мне на плечо, сжимая его.

— Если тебе что-нибудь понадобится, мы здесь. Ты тоже член семьи. В большинстве случаев ты нравишься нам даже больше, чем Томми.

Это заставляет мои губы дернуться — получается не совсем улыбка, но немного лучше, чем хмурый взгляд. Как и сказал Томми, Джейни крутая.

Я показываю на дверь в его палату.

— Могу я его увидеть?

— Да, конечно. Пойдем, я утащу родителей вниз, чтобы они что-нибудь съели, и ты сможешь немного посидеть с ним. Заодно у него уши отдохнут.

После того как Салливаны покидают палату, я сажусь на стул рядом с Томми, замечая его ужасный цвет — он почти такой же белый, как простыни. На затылке у него повязка, закрывающая пару дюжин скоб и швов, которые, как сказали, были необходимы, чтобы закрыть рану.

Я пристально смотрю на него, желая, чтобы мой лучший друг открыл глаза.

— Я тут, черт возьми, схожу с ума, Томми. Мне нужно, чтобы ты проснулся, друг. — Я наклоняюсь вперед, упираясь локтями в колени. — Мне нужно, чтобы ты сказал мне, что знаешь, где она. Что ты высадил ее где-то… или она ушла с каким-то парнем — мне все равно. Если она в безопасности. Если с ней все в порядке.

На мои глаза будто что-то давит, затуманивая зрение. И мой голос срывается.

— Мне просто, господи, нужно, чтобы ты это сказал. Ты — единственная надежда, которая у меня осталась.

* * *

Сожаление — самое острое лезвие. Оно колет, отрезает кусочки моих внутренностей, когда я иду домой. Темно и идет дождь. Холодный, непрекращающийся ливень, который пропитывает насквозь одежду и от которого немеет кожа.

Но я не онемел.

Потому что моя стена рухнула. Рухнула огромными, неровными кусками. Я не борюсь с болью, когда она бросается на меня, окутывает меня. Сидя в машине на подъездной дорожке перед моим домом, я погружаюсь в нее, позволяя ей поглотить меня целиком, тысячи лезвий режут меня одновременно.

Когда я выхожу, дождь пропитывает меня насквозь. Я кладу руку на крышу машины, постанывая от горя. Агония.

Мне нравится твой галстук.

Она была здесь. Она была прекрасна, драгоценная и такая живая.

Однажды… Я тоже спасу тебя.

У меня были все эти годы, все те моменты, когда я знал — я знал, что я чувствую к ней, но я был слишком осторожен, чтобы что-то предпринять.

Ты мне нравишься, Логан.

Мужчинам не положено колебаться. Не таким, как я. И не насчет таких женщин, как она. Но она была не просто какой-то девчонкой. Она никогда не была такой. С самого начала.