Примета - [13]

Что же все-таки меня

Душным жаром обдавало?

ВОСПОМИНАНИЕ О КАРДИОЛОГИЧЕСКОМ ЦЕНТРЕ

Вдруг жизнию самой

Стал связан с новым риском.

Давнишнею зимой

Лежал в Петроверигском.

Жар кости не ломил.

При жуткой холодине

Переносной камин

Стоял посередине

Палаты, где со мной

Декабрьскою порою

Как бы судьбы одной

Еще лежали трое.

Все сплошь директора.

Заводов, а не школы.

Врывалась к ним сестра —

Спасали их уколы.

От бега рдела кровь

На девичьих ланитах.

А эти вновь и вновь

О планах и лимитах.

Узнал от мужиков,

Из четких их рассказов,

Что умер Мясников,

Но проявился Чазов.

Наука на коне,

Идет вперед наука!

И можно жить вполне,

Коли такая штука.

Я разделял их пыл,

Был счастлив их удачей.

Из всей палаты был

Лишь я вполне ходячий.

…По переулку след

Зимы, и отзвук гула…

Через двенадцать лет

Всерьез меня тряхнуло.

БОЛЬНИЧНЫЕ ТЕЛЕФОНЫ

На лестничных площадках

Всех городских больниц

Известно о порядках

В пределах тех границ.

Приветствуя друг дружку

Кивком, накоротке,

Желтеющую двушку

Сжимают в кулаке.

И тоже всё здесь вместе

На самом склоне дня:

Обыденные вести,

Пустая болтовня.

По делу замечанье

И речи про запас.

Короткое прощанье

И сдержанный наказ.

За окнами — глубины

Небес над мостовой.

Поскольку нет кабины —

Всем слышен шепот твой.

ПОСЛЕ ДОЖДЯ

Дождь прошел. Погодка первый сорт,

И лужайка эта

Сохнет быстро, как раскрытый зонт

Посредине лета.

Говорят, здесь был когда-то дзот,

Есть другие варианты…

Сохнет быстро, как раскрытый зонт

На полу веранды.

Лет пройдет не менее двухсот,

И под мокрой кроной

Будет сохнуть, как раскрытый зонт,

Этот мир зеленый.

ТИШИНА

Пусть подчас мы этой льготы

Вовсе лишены,

Мне не нужно для работы

Мертвой тишины.

Я люблю еще до света

Обнаружить вдруг

Убираемого снега

Равномерный звук.

Ничего, душа привыкла

(Правда, только днем)

Тарахтенье мотоцикла

Слышать под окном.

Скверно жить в сплошном содоме.

Но — шумят леса,

И звучат в родимом доме

Милых голоса.

ВЕЧЕРОМ

Ветер, налетая,

Плещется в листве.

Ситценабивная

Фабрика в Москве.

Симпатичный ситчик.

Молодая прыть.

— Не осталось спичек.

Можно прикурить?..

Глянем — не заметим,

Пряча торжество,

За вопросом этим

Больше ничего.

Затянулась «Явой»,

Вот и все дела,

И, ступая павой,

Тут же отошла

К дорогим подругам.

…Тополя в пыли.

За трамвайным кругом

Голоса вдали.

Смутный звук трамвая.

Звезды в синеве.

Ситценабивная

Фабрика в Москве.

«Заупрямилась, но вдруг…»

Заупрямилась, но вдруг,

Потянув за белу руку,

Силой вытянули в круг,

И пошла, пошла по кругу.

И уже зарделась вся

Перед взорами иными,

Груди крупные неся,

Тяготясь отчасти ими.

«На темной лестничной площадке…»

На темной лестничной площадке,

Как на площадке тормозной,

Свои особые порядки,

И пахнет дымом и весной.

Летит сквозь ветви даль живая,

И противоположный дом

Сквозит, все больше отставая,

И вскоре видится с трудом.

«Проснулся средь ночи и глянул в окно…»

Проснулся средь ночи и глянул в окно.

Такого тумана сквозит полотно,

Что даже не видно ближайшего дома,

Лишь свет фонаря на земле как солома.

Вновь что-то нарушилось в этой игре:

Машины соседей стоят во дворе,—

У каждой из них постоянное место…

Но — «скорая» возле второго подъезда.

УТРЕННЯЯ ПЕСЕНКА

Пока вы там, в тиши квартир,

А время близко к трем,

Мы подметаем этот мир

И мокрой щеткой трем.

Еще висит туманов дым,

Еще листва в росе.

Мы приготовить вам хотим

Его во всей красе.

Мы этот ранний мир трясем,

Совсем как половик.

Согласен с нами он во всем,

Он к этому привык.

Прошедших лет широкий бег,

И быстрых дней полет…

Мы отгребаем мягкий снег

И скалываем лед.

Фургоны с хлебом. Тишина.

Еще совсем темно.

За светом первого окна

Зажглось еще окно.

Ведь кто-то должен раньше встать,—

Так вечно будет впредь,

И так всю жизнь вставала мать,

Чтоб завтрак вам согреть.

СНОВА СТИРКА

Снова стирка — бабье дело

(Извини меня, местком!).

Вон ты как помолодела,

Приспособясь над мостком.

Брус хозяйственного мыла.

Речка, пена, пузыри…

Если что тебя томило,

Все забылось до зари.

Разогревшись («Кофту скину!»)

И расслабившись чуть-чуть,

Как тебе приятно спину

Осторожно разогнуть.

Полоскать, закончив стирку,

Начинать опять с азов

И рубахи брать за шкирку

Из наполненных тазов.

ГОРОДСКАЯ ЖАРА

Городская жарища

Навалилась, давя и слепя.

И желают жилища

Все ненужное сбросить с себя:

Раскаленные крыши,

Да и самые стены — к ногам.

Но лишь окна бесстыже

К неизвестным зовут берегам.

Освещенные окна —

Главным образом тем, кто впотьмах,

Сообщают охотно,

Что сейчас происходит в домах.

Но смотреть на них даже

Любопытный и то не хотел.

Как на юге, на пляже,

На скопленья бесчисленных тел.

Все достаточно пресно,

И, из дома ступив на балкон,

Видеть неинтересно

Дивный ряд этих голых окон.

ДВОР

В сумеречном мире заоконном

На скамейках вспышки папирос.

Как прожектора над стадионом —

Свет осенних кленов и берез.

И при их волшебном ровном свете

Посреди московского двора

Хочется продлить мгновенья эти.

Но иная близится пора.

ФУТБОЛИСТ

Бесконечная усталость.

Пот, катящийся с виска.

Мало времени осталось

До финального свистка.

Был я молод, бегал вволю,

Так и шастал как челнок

По размеченному полю,

Не жалея сильных ног.

А встречали! — как министра.

Уважительно до слез.

Операцию мениска

Я еще не перенес.

Тренированное тело

Тоже к сроку устает.

Пусть все это пролетело,

Но во мне оно поет.

Вот судейская сирена

У судьи уже во рту.

Лужниковская арена