Прикосновение зла - [65]

* * *

Мне не нужно было напрягаться, чтобы заметить, что за мной постоянно, хотя и незаметно, наблюдали, и если я хотел выбраться в Херцель, то меня всегда сопровождал Маленький Ясик. Видимо, местные решили задержать вашего покорного слугу по крайней мере до тех пор, пока я буду нужен их любимице. С одной стороны, мне не на что было жаловаться: меня великолепно кормили, заботились о моих развлечениях (с Яськом и Мушкой мы охотились на оленей, а однажды ходили и на медведя), а о забавах с Дороткой нечего было и говорить, ибо с точки зрения любовного совершенства они поднимались на совершенно заоблачные высоты. Моя хозяйка была словно сочетание мёда с перцем, и поверьте, любезные мои, что это была смесь, к которой легко привыкнуть.

Но судьбой и обязанностью инквизитора было не то, чтобы дать запереть себя в золотой клетке. Мы, служители Святого Официума, должны не потакать себе и своим желаниям, а служить Господу Богу с полной самоотдачей и как можно искуснее. И как я должен был служить Господу в объятиях Доротки? Да, в моей компании она выкрикивала имя Бога и многих святых гораздо чаще, чем обычно, но я не думал, что на суровейшем суде Господнем этот аргумент будет принят во внимание, и что он перевесит чашу весов моего спасения. Однажды мне придётся уйти. И я должен буду сделать это способом достаточно ловким, чтобы, во-первых, никого не обидеть, что было бы непростительной неблагодарностью за оказанное гостеприимство, а во-вторых, не дать себя поймать, что повлекло бы за собой как стыд и унижение, так и усиление окружающих меня мер предосторожности. И в связи с этим повторная попытка побега уже могла оказаться невозможной. Конечно, я мог бы официально представиться служителем Святого Официума, и тогда удерживать меня в деревне против моей воли, безусловно, будет опасно для её жителей.

Признаюсь, однако, что меня останавливала мысль о том, что на это скажет Доротка, которая, казалось, ненавидит ложь. К сожалению, работа инквизитора иногда, и весьма часто, требовала отступления от истины, расхождения с ней, лавирования между Сциллой правды и Харибдой полуправды. На людей добродушных, как моя милая хозяйка, это могло произвести впечатление неискренности, лжи или лжесвидетельства, а я не хотел в её глазах казаться жуликом, вруном или мошенником. С другой стороны, я бранил себя за то, что никакого служителя Святого Официума не могли беспокоить уязвлённые чувства сельской девушки, но каждый раз, когда я смотрел в кристально прозрачные глаза или тонул в объятиях Дороты, моё сердце таяло, подобно воску на июльском солнцепёке. Что я мог поделать с тем, что я был сентиментальной натурой, человеком с нежным сердцем и нежным нравом?

На данный момент, однако, я и не собирался думать об окончательном прощании с Херцелем, поскольку я прибыл в город с чётко определённой целью. В трактире (том самом, владелец которого избивал хулигана по прозвищу Котожог) я договорился о встрече с нашим информатором. Сопровождавший меня Маленький Ясик куда-то отлучился на некоторое время, и только наполовину приказал мне, наполовину попросил, чтобы я не покидал трактир без него.

– Простите, что так грубо обошёлся с вами обоими в нашу прошлую встречу. – Сказал трактирщик с сокрушённой миной. – Но, знаете, с этим инквизитором вы тоже перегнули палку. Надеюсь, вы не держите на меня зла? – Я заметил, что он бросил быстрый взгляд на исчезающего за моей спиной Маленького Ясика. Что ж, этот здоровяк производил на людей впечатление...

– Это вы меня простите, – сказал я. – Я уже чувствовал такую усталость и сонливость, что плёл, что слюна на язык принесёт, лишь бы только поспать.

– Как я слышал, Бог соблаговолил, чтобы ваша судьба сложилась лучше, чем если бы вы кое-как переночевали у меня. – Я заметил, что он старается тщательно подбирать слова.

– Да, Бог соблаговолил, – согласился я с трактирщиком, – одарив меня милостью прекрасной госпожи.

– Да, да, они уважают её, те люди в горах. Мы знаем. Даже, извиняюсь, худшие говнюки и мерзавцы преклоняются перед ней, как перед знатной дворянкой или какой-то благодетельницей.

Я почувствовал едва слышный тон неприязни в его голосе. Так, словно эту неприязнь к ней он ни за что на свете не хотел ни обнаружить передо мной, ни даже самому себе в ней признаться, но она проскальзывала помимо его воли.

– Признаюсь, и я полон восхищения силой, с которой молодая женщина сумела справиться с такими грозными людьми, – сказал я.

– В этой семье всегда было именно так. – Он покачал головой. – И её мать, и мать её матери, и далее, сколько самые старые люди помнят, все они были очень уважаемы.

Поразительно! Может, они были жрицами какого-то языческого культа, в котором особую роль играли женщины? Культа, который выжил на предгорьях и в горах и процветал вдали от святой веры? И не о таких вещах и не о таких мерзостях мы слышали. Не раз и не два подобные остатки древних суеверий инквизиторы выжигали огнём и вырезали железом, восстанавливая в окрестностях божественный покой. Хотя, надо признать, что это выжигание и вырезание мы иногда проводили с таким рвением, что после завершения расследований и процессов требовалось призывать новых поселенцев, ибо некому было возделывать землю и разводить скот. Поэтому феодалы не смотрели на подобные действия благосклонным взглядом. Но я также знал, что с некоторого времени Инквизиториум пытался привлечь на свою сторону сильных мира сего, а, следовательно – немного аккуратней разбрасываться смертными приговорами среди их подданных.