Прикосновение к невозможному - [32]

Всегда твой,

Винсент

Я, не перечитывая, сложил письмо в конверт и открыл один из ящиков стола в поисках именной печати.

— Неужели в такой час тебе нечем заняться — и ты пишешь письма?

Появившаяся в кабинете Виолетта подошла к столу и подбоченилась, глядя на меня.

— Или ты работаешь? — задала она очередной вопрос.

Я поднялся, снял рубашку и накинул ее ей на плечи.

— Не думаю, что тебе стоит разгуливать по дому без одежды. Сегодня холодно, ты можешь простыть.

— Мы редко простываем, — легкомысленно махнула рукой Виолетта. — Я голодна. Что ты думаешь по поводу очень-очень позднего ужина или очень-очень раннего завтрака?

— Я накормлю тебя.

Она подняла на меня глаза и рассеянно потрепала волосы.

— А ты сам не голоден?

— Нет. Выпью чего-нибудь.

— Меня? — поинтересовалась она с кокетливой улыбкой.

— До утра еще далеко. Можно многое успеть.

Виолетта принялась разбирать лежавшие на столе рисунки.

— Как здорово! Я была почти во всех этих местах. Париж, Иерусалим, Венеция, Флоренция, Рим… а это что?

Я бросил взгляд на заинтересовавшую ее работу.

— Италия. Озеро Аверно.

— А вот и наши края. — Она поднесла к глазам один из моих недавних набросков пастелью — у меня не доходили руки до того, чтобы полноценно изобразить здешний восход. — Ты хорошо рисуешь.

— Спасибо.

— А это кто?

Виолетта развернула портрет Даны и принялась заинтересованно изучать его.

— Моя подруга… бывшая подруга.

— Бывшая? — спросила она удивленно. — Разве у карателей бывают бывшие подруги? А как же клятва предназначения — «будем вместе, пока Великая Тьма не распорядится иначе»?

— Порой Великая Тьма отдает неожиданные распоряжения.

Виолетта вернула рисунок на стол.

— Она настоящая красавица, — сказала она печально. — Не грусти. У нас говорят, что Великий Бог ничего не забирает без того, чтобы дать что-то взамен.

— Ваш бог мудр.

— Бог непостижим. Мудры могут быть только те, кто следует за ним. — Ее взгляд упал на скрипку, лежавшую на комоде возле окна. — Я тоже играю… можно попробовать?

Я кивнул в знак согласия. Виолетта движением профессионального музыканта пристроила скрипку на ключице, прикоснулась смычком к струнам, но инструмент не издал ни звука.

— Издеваешься? — обиженно насупилась она. — Зачем ты ее заколдовал?

— Такой у нее характер, — улыбнулся я. — Она признает только меня.

— Сыграй мне, — потребовала Виолетта.

— Только если ты мне станцуешь.

Она вернула мне скрипку и тряхнула головой, достав из прически белую шелковую ленту; волосы рассыпались по плечам.

— Ладно. Станцую. Но потом, как ты знаешь, тебе придется выпить со мной… ты ведь выпьешь со мной, Винсент?

После произнесения волшебной фразы ее глаза загорелись знакомым мне огнем.

— Да, — ответил я.

— А потом мы искупаемся в озере. Я люблю купаться ночью. А ты?

Я бросил взгляд на еще не запечатанный конверт, подумал о том, что нужно положить его в стопку с остальными письмами и сделал шаг к столу, но Виолетта взяла меня за руку.

— Ты обещал, — напомнила она. — Идем. — И добавила, снимая рубашку и возвращая ее мне. — Это мне больше не нужно. Думаю, что и тебе тоже. Так что оставим ее здесь.

Киллиан

1875 год

Швейцария, Женевское озеро

Наверное, когда-нибудь кто-нибудь из нас не выдержит — и запишет все, что ему приходится переживать, не в формате дневника, а в формате набирающего сейчас популярность приключенческого романа. Авантюры, любовь, сплошное сумасшествие. Все запутано до такой степени, что даже мне иногда требуется время, чтобы просто подумать. И понять, что же происходит в тот или иной момент. И что вообще нужно делать.

Хочется думать, что это будет интересное произведение. Умело написанное. Без голословных фантазий и пустых размышлений. Хотя, конечно, все зависит от того, кто возьмется за такую работу. Меня потянуло на отрешенные размышления ни о чем не потому, что я устал и хочу отдохнуть. Хотя и поэтому тоже. Знаете, Амирхан порой действует более чем раздражающе. А иногда — умудряется вдохновлять. Не на подвиги. На мысли. Но как же раздражает его неспособность приготовить все вовремя. Я знал, что мне придется вернуться в Париж, и это не способствовало хорошему настроению.

Вот сейчас я позволил лошади неторопливо плестись по дороге, отвлекаясь на все, на что только может отвлечься смертное животное, пусть и благородных кровей, а сам погрузился в вялые, медовые воспоминания о прошедших ночах. Странное смешение ощущений. Особенно если принять во внимание тот факт, что я много столетий ничего (почти) не чувствовал. Не было времени. Не позволял себе расслабляться. С меня будто сорвали маску посреди маскарада. С одной стороны, проснулось волнение — кто увидит? С другой — абсолютное счастье. Я чувствовал себя живым.

Я прикрыл глаза, прислушиваясь к шагу лошади, и подогнал ее вперед. Ночь шла на убыль, а я не любил солнце. Нужно было успеть добраться до глуши, в которой пытался закопать себя Винсент. Вороной дернул поводья, но почти сразу успокоился и перешел с вялой рыси на стремительный галоп. Я снова погрузился в воспоминания. Я выполнил почти все поручения Магистра, которые он дал мне перед отъездом. Амирхан. Дана. Хотя Дана не была поручением. Скорее, пожеланием. С другой стороны, проведать ее я был обязан.