Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов - [53]

Но все это может быть без толку. Карлосу Уильямсу[345] почти неизменно удается найти новый материал; Фаррел[346], Колдуэлл[347] довольно часто успешны, и другие время от времени. Каммингс не участвует в этих делах.

В то же время в Англии о нем еще не слышали. Британские издательства и не помышляют об обратном процессе. Они настолько привыкли к ЭКСПОРТУ своей старины в Америку, что понадобится что-то взрывоопасное, чтобы возбудить интерес к автору из Америки.

Для подходящего сравнения с «ЭЙМИ», Европа может привести примеры позднего Джойса и Г-жу Стайн. Надеюсь, это перекроет всех троих. Снобизму, поносящему джойсовские упадочнические книги и еврейскую гимнастику ума Г-жи Гертруды Стайн, нужно точить пилки для ногтей и бритвы.

Я вступался за Джойса довольно часто. И думается мне, ни один зарубежный писатель не может думать об Англии без презрения и неуважения, когда речь идет о связи «Улисса» с Англией. Во всей этой истории мое дрожащее никчемное отечество сияет как маяк. Уж каким бы идиотским ни было замалчивание Нью-Йорка, какими бы дурацкими ни были почтовые правила Америки, какими бы тупыми ни были ее законы, во всяком случае сейчас «Улисс» признается литературой, а дремучим поросятам больше не остановить американские продажи книги[348].

В то же время слишком долго уже джойсовский ум лишен джойсовского зрения. Нельзя сказать, что все с ним кончено, но Джойс, увы, мало понимает в жизни, какой она была в целом с тех пор, как вышел «Улисс».

Он развалился в роще своей мысли, мямлит что-то себе под нос, слушает свой голос на фонографе и думает о звуке, звуке, бормотании, бурчании.

Уже три десятка лет прожито с тех пор, как он начал писать, и о последних двух он не знает ничего. Об актуальных и раскалывающихся идеях последнего десятилетия он практически не имеет сознания.

В том, что либо Г-н Джойс на спаде, либо Г-жа Стайн говорят что-либо интересное само по себе, помимо всевозможной галиматьи, я сомневаюсь без излишней скромности. Другое дело — Г-н Каммингс, он нашел тему. Как только в России стало интересно, он поднялся и поехал туда.

Если кому-нибудь из нас захочется узнать о России в той же мере, в какой захотел было узнать о ней Г-н Каммингс, нам, наверное, надо будет сделать что-то подобное. Большинство салонных большевиков не интересовалось Россией. Лишь некоторым из них было достаточно интересно, чтобы подписаться на этот действительно полезный и крайне стимулирующий журнал «U.S.S.B. en Construction»[349]. Он в самом деле рассказывал о России, — России готовой к материалистической цивилизации, ко всей этой бутафории, которую хваленая Америка вознесла даже на более высокий уровень ванности, телефонности, никелированности, консервности, чем в Европе.

Каммингс поехал, чтобы узнать, что же еще может такого быть. «ЭЙМИ». Если бы вам или мне, дорогой читатель, выдалось бы поехать в Россию, так или иначе нас бы захватило, имею в виду — захватила бы ИДЕЯ — за или против — благородное парение или почтенная испарина, что-то бы нас зацепило. Мы бы забыли, что мы писатели. Мы забыли бы, чтобы принять в себя ее всеми порами и разложить ее по косточкам на страницах во всей ее славянской недостроенности, во всей ее достоевской неряшливости, доведенной до современного состояния без всяких намеков на прошлое, без аллюзий, только Россия 1920-х, 1929-го или около того. Разложенная по косточкам на страницах, прочитываемая вовсе не как Хадсон, но так же здорово, как «Хадди»[350] писал о птицах в южноамериканских джунглях.

Все там было, со всей фауной и всей средой обитания. Камрад видел и обонял ее, и странствовал в ее тьме.

Я думал, что завязал с представлением новых писателей. Ей-богу, не хочу писать о литературе. Но вот новый вид литературы — или уже был новым, и я не ожидал, что меня призовут к перу. Я думал, предостаточно молодых талантливых критиков и в Британии, и в Америке, чтобы позаботиться о тех, кто младше меня. Или, по крайней мере, чтобы заметить эту вещь, как только она вышла в свет.

Кто-нибудь хочет узнать о России? «ЭЙМИ»! Кто-нибудь хочет прочесть американского автора, которого ваш покорный утомленный критик может читать и перечитывать с удовольствием? Вот вам «ЭЙМИ», вышло я забыл когда, в Нью-Йорке и НЕ вышло в Англии. Почему вдруг не вышло в Англии, почему не ввезено в Англию?

Молодежь в Кембридже наслышана о книге. Три недели или три месяца уже кембриджская молодежь только и говорит о ней, но Г-на Каммингса там нет, чтобы поговорить вместе.

Это не специфически дуглаская книга[351]. Она принадлежит к Культурному Наследию. Это pièce justificative[352], я бы даже сказал — это единственная в своем роде pièce justificative. Читатель, который вчитается в нее медленно (а ни один англичанин не сможет иначе, если вообще примется за нее), поймет, почему цивилизованная Европа не может сидеть на месте и ждать, пока Россия покажет ей путь.

Э. Э. Каммингс Предисловие [ко второму изданию романа «Громадная камера» (1934)] [353]

Не бойтесь!

— Но я ни разу не видел ни одной Вашей нарисованной картины и не читал ни одного написанного слова —