Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов - [52]
где строится социализм.
Радуются головастики;
жабами видят себя в орденах,
депутаты, быть может, даже министры!
Грязные воды, не пыжьтесь, не пеньтесь!
Сточные воды, вы — не река!
Сточные воды, вы возвратитесь в сточную яму!
Грязные воды, не затопить вам равнины,
где прорастает чистая рожь человечества!
Грязные воды, сточные воды,
не загрязнить вам порослей будущего!
Ступеней пятилетки не осквернить!
Вы умрете на раскаленном пороге диалектики,
диалектики с сотнями башен-знаменосцев алого пламени,
с сотнями тысяч башен, бросающих пламя тысяч и тысяч орудий.
Пусть услышит мир
голос, орущий славу материалистической диалектике.
Она стоит на своих, на тысячах ног,
обутых в военные сапоги, —
на своих ногах, прекрасных, как насилие,
протягивая множество вооруженных рук
к сиянию победного коммунизма.
Слава материалистической диалектике
и слава ее воплощению —
Красной армии!
Слава
армии Красной!
Звезда родилась для земли!
Звезда ведет к пылающей бреши.
Бойцы Буденного
вперед, буденновцы, в бой!
Вы вооруженная совесть пролетариата.
Вы знаете, смерть принося,
к какой прекрасной жизни прокладываете дорогу!
Каждый ваш взмах — летящий алмаз!
Каждый ваш шаг — знаменное пламя!
Молнии ваших винтовок отступать заставляют сволочь!
Франция во главе?
Ничего не щадите, солдаты Буденного!
Каждый ваш крик обдает горячим дыханием
мировой революции!
Каждое ваше дыхание несет
Маркса и Ленина миру.
Вы красны, как заря,
вы красны, как ярость,
красны, как кровь!
Месть за Бабефа и Либкнехта!
Пролетарии всех стран! Соединяйте ваши
голоса, зовите их, приготовьте дорогу им, которые присоединят
к вашим винтовкам свои, пролетарии всех стран!
Вот прирученная буря!
Послушные скачки упрямой тигрицы.
История на поводу Коминтерна.
Неудержимо тронулся красный экспресс:
СС
СР
UR
SS.
Поднят рук и винтовок лес,
никто не останется сзади теперь:
СС
СР
СС
СР!
С дороги, скептик-оппозиционер, —
машина без тормозов!
Ты раздавлен колесами! Ветер поет:
UR SS,
UR СС СР UR SS СССР!
Debout les damnés de la terre…
CC
CP
CC
CP!
Час включен! Прошлому смерть!
СССР, СССР!
Мчатся колеса в блеске рельс —
СССР!
Поезд летит в чудесное завтра —
СССР, полным ходом СССР!
ПЯТИЛЕТКА В ЧЕТЫРЕ ГОДА — СССР!
Долой эксплоатацию человека человеком!
Рабство и быт былой — долой!
Империализм — долой!
СССР…
То, что растет, как крик в горах,
Когда подбитый орел расправляет когти!
СССР!
Пение человека и смех —
СССР!
Мчится поезд красных созвездий СС
СР, летящий к станциям новых эр —
СССР!
Поезд чудес — СС, Октябрь! Октябрь — экспресс СССР!
Октябрь через весь СС — мир —
СР, СССР, СССР, СССР, СССР!
1931
Перевод С. Кирсанова
Эзра Паунд.
Э. Э. Каммингс в живых![339]
Каммингс, кажется, выбивается из правила, согласно которому Америка стремится уничтожить свой помет всякий раз, когда порождает из себя нечто большее, чем поросенка. Каммингс, без сомнения, обрушился с грохотом со своей «Громадной камерой». Была война, и было предисловие, и была массированная волна одобрения со стороны «Дайэл»[340], ведь Э.Э. бесспорно подходил на роль фаворита для такого снаряжения, хотя и не облачался в него.
Было еще ошибочное представление нью-йоркского жирноволосого контингента, создавшего шумиху вокруг Э.Э.К. как шутника, из-за его чувства юмора.
Они проглядели в нем неторопливого парня, — парня, которому нужно четыреста страниц. Это их не устроило бы. Лет десять назад кому-то пришло в голову, что Каммингс «не очень-то услужлив».
Приятной новостью это стало на рю Нотр-Дам-де-Шан[341]. А Нью-Йорк не рассмотрел это, точнее, не раскрыл. В Нью-Йорке услышали, что он умный малый, еще как сокрушительно умный! и уселись поудобнее в надежде повеселиться. Есть прирожденные снобы, а есть те, кто дает повод к снобизму. Каммингс так и сделал, но уцелел.
У Каммингса было почти десятилетие для себя. Разумеется, в Нью-Йорке за эти десять лет вряд ли могла появиться литература, которая прошла бы тест на вменяемость за рубежом. Хемингуэй и Мак-Алмон[342] появились позже, в Париже, уже послевоенном по виду. До выхода «Эйми» «Громадная камера» оставалась единичным свершением, которое могло бы оказаться либо завершением карьеры, либо единственной книгой писателя, либо началом чего-то необозначенного и неопределенного.
Мои более просвещенные корреспонденты «в тех краях» пишут мне, что по пустынным улочкам проносится чума. Вот уже 17 лет минуло с 1917-го, после уже не столь недавних событий в России, описанных Тарасовым-Родионовым в «Феврале 1917-го»[343], как неоперившаяся мелкая американская сошка услышала про коммунизм, и про то, с чем его надо есть, и что его надо заправить «литературкой», а результат по большей части достоин сожаления.
Поскольку все они подходят под ярлык «histoire morale contemporaine»[344], они слеплены по образцу европейской традиции, пропущенной через фильтр Мак-Алмона и Г-на Хемингуэя. «Бог мой! чертовски тяжело быть бедным» или «Как Мейми спала в канализации». Как необходимые репортеры, сообщающие о мерзких условиях ханжеского государства в последней агонии либерального капитализма, они нужны. Многие даже отличные писатели. Как минимум шесть хороших писателей пишут об этом. Как минимум десять-двенадцать книг их стоит прочесть, хотя им почти нечего предложить из того, что требует обсуждения в литературной критике.
Жан-Кристоф Рюфен, писатель, врач, дипломат, член Французской академии, в настоящей книге вспоминает, как он ходил паломником к мощам апостола Иакова в испанский город Сантьяго-де-Компостела. Рюфен прошел пешком более восьмисот километров через Страну Басков, вдоль морского побережья по провинции Кантабрия, миновал поля и горы Астурии и Галисии. В своих путевых заметках он рассказывает, что видел и пережил за долгие недели пути: здесь и описания природы, и уличные сценки, и характеристики спутников автора, и философские размышления.
Эта книга — сборник маршрутов по Сицилии. В ней также исследуется Сардиния, Рим, Ватикан, Верона, Болонья, Венеция, Милан, Анкона, Калабрия, Неаполь, Генуя, Бергамо, остров Искья, озеро Гарда, etc. Её герои «заразились» итальянским вирусом и штурмуют Этну с Везувием бегом, ходьбой и на вездеходах, встречают рассвет на Стромболи, спасаются от укусов медуз и извержений, готовят каноли с артишоками и варят кактусовый конфитюр, живут в палатках, апартаментах, а иногда и под открытым небом.
Вниманию читателей предлагается первая книга трилогии «Утерянное Евангелие», в которой автор, известный журналист Константин Стогний, открылся с неожиданной стороны. До сих пор его знали как криминалиста, исследователя и путешественника. В новой трилогии собран уникальный исторический материал. Некоторые факты публикуются впервые. Все это подано в легкой приключенческой форме. Уже известный по предыдущим книгам, главный герой Виктор Лавров пытается решить не только проблемы, которые ставит перед ним жизнь, но и сложные философские и нравственные задачи.
Приглашаем наших читателей в увлекательный мир путешествий, инициации, тайн, в загадочную страну приключений, где вашими спутниками будут древние знания и современные открытия. Виталий Сундаков – первый иностранец, прошедший посвящение "Выиграть жизнь" в племени уичолей и ставший "внуком" вождя Дона Аполонио Карильо. прототипа Дона Хуана. Автор книги раскрывает как очевидец и посвященный то. о чем Кастанеда лишь догадывался, синтезируя как этнолог и исследователь древние обряды п ритуалы в жизни современных индейских племен.
Александр Степанович Кучин – полярный исследователь, гидрограф, капитан, единственный русский, включённый в экспедицию Р. Амундсена на Южный полюс по рекомендации Ф. Нансена. Он погиб в экспедиции В. Русанова в возрасте 25 лет. Молодой капитан русановского «Геркулеса», Кучин владел норвежским языком, составил русско-норвежский словарь морских терминов, вёл дневниковые записи. До настоящего времени не существовало ни одной монографии, рассказывающей о жизни этого замечательного человека, безусловно достойного памяти и уважения потомков.Автор книги, сотрудник Архангельского краеведческого музея Людмила Анатольевна Симакова, многие годы занимающаяся исследованием жизни Александра Кучина, собрала интересные материалы о нём, а также обнаружила ранее неизвестные архивные документы.Написанная ею книга дополнена редкими фотографиями и дневником А. Кучина, а также снабжена послесловием профессора П. Боярского.