Приказ - [7]

Немного позже к нему в комнату впорхнула одна из «фей» «Золотой звезды».

— Ванна готова… Если господин офицер пожелает, я могу его вымыть… — довольно мило прощебетала она. — Мое имя Альберта… Пожалуйста, позовите меня, когда я потребуюсь, — проговорила она по-немецки (к слову сказать, все жители, чьи дома находились поблизости от штаба полка, сносно говорили по-немецки. Правда, немецкие слова они произносили с итальянским акцентом, к тому же как-то странно шепелявя при этом).

Марошффи передернуло от запаха дешевых духов, исходившего от этой девицы. На вид ей было лет двадцать, но война, видимо, довольно сильно потрепала эту молодую особу. Своим вздыхателям она показалась бы похожей на загнанную клячу, но не все девицы были такими.

Капитан жестом выставил ее из комнаты и вновь приложился к бутылке, сорвал несколько порнографических открыток со стены, которые показались ему отвратительными, и невольно прислушался. Где-то рядом, возможно в соседней комнате, довольно громко хихикала женщина и что-то басом бубнил мужчина. Марошффи поднес бутылку к губам, сделал еще один глоток, а потом, растянувшись на кровати, крепко заснул. Утром его разбудил Антон. Он принес чай, лимон и джем. После завтрака Антон, как обычно, начал брить Марошффи и, воспользовавшись возможностью, стал жаловаться на неудобства своего положения.

— Круги дантова ада по сравнению с этим подвалом — настоящий рай, — плакался денщик, щеголяя своей начитанностью. — Ночью я вдруг проснулся оттого, что по моему одеялу пробежала крыса. Собачья жизнь ожидает нас здесь, господин капитан!

Марошффи уже привык к фамильярности Антона, он не обращал на него никакого внимания, даже не слышал, что тот бормочет.

После завтрака капитан направился в штаб полка, где представился адъютанту полковника Вильчека — поручику Франку, внешний вид которого показался Марошффи чересчур женственным: даже запах одеколона, исходивший от него, и тот больше напоминал запах духов, нежели одеколона.

Поздоровавшись друг с другом, они быстро миновали стадию первого знакомства и сразу же перешли на «ты». Франк разговаривал с капитаном милым, но несколько аффектированным тоном:

— Прошу, садись, сейчас я о тебе доложу. А пока осмотрись, закури. Что ты хочешь: сигару, сигарету? Помимо этого, у нас имеется великолепный трубочный табак.

Проговорив это, Франк исчез за большими дверями, украшенными резьбой в стиле барокко. Он огляделся по сторонам и заметил, что здесь во всем строгий порядок, однако старинная мебель никак не вяжется с развешанными по стенам картами, с папками, набитыми бумагами, с длинными деревянными ящиками для документов и другими атрибутами штабной службы. В 1917 году происходили непрерывные перемещения линии фронта; городок попадал то в руки итальянцев, то австрийцев, они хозяйничали в стенах замка, заняв его под постой, с присущей всем солдатам распущенностью, следы которой не удалось стереть при всем старании новым хозяевам замка.

Марошффи кое-что слышал о полковнике Вильчеке и почему-то представлял себе его этаким бегемотом, необыкновенно грузным человеком. Арц рассказывал о необыкновенных, прямо-таки героических подвигах Вильчека. За особые военные заслуги полковнику даже простили неожиданную смерть его любовницы, Эмилии Канеллы, которая якобы «свалилась в пропасть». Причем случилось это после того, как полковник Вильчек застал ее вместо с Леснаи, начальником оперативного отдела штаба. Все хорошо знали, что произошло с Эмилией, но разговоры и сплетни об этом сами по себе еще ничего не значили.

Капитан очень удивился, когда вместо воображаемого великана его принял внешне ничем не приметный человек невысокого роста. Марошффи по всей форме доложил ему о своем прибытии, но новый начальник, улыбаясь, замахал на него руками:

— Оставь, камарад, эти условности: мы уже давно отвыкли от подобного. Садись и рассказывай, почему тебя к нам направили, кому это ты так насолил? Или, может быть, здесь замешана женщина?

Марошффи не знал, что о нем написано в секретном пакете, который он привез с собой, да и, откровенно говоря, его это нисколько не волновало. Он довольно правдиво, сжато и без прикрас изложил причину, по которой впал в немилость, и своей искренностью сразу же завоевал расположение полковника Вильчека. Во всяком случае, полковник стал открыто симпатизировать капитану, хотя характер имел своеобразный и никто не мог сказать, как он поведет себя в дальнейшем. По своим политическим убеждениям полковник в равной степени считал себя одновременно чешским сепаратистом и лояльным австрийским монархистом, а его личная жизнь была полна страшных тайн. Теперь же, внезапно ощутив доброе расположение духа, он даже показал своему новому офицеру служебное сопроводительное письмо с грифом «Совершенно секретно», чем удивил Марошффи до глубины души.

— Камарад, — сказал ему полковник, — ведь я старый, тертый калач, если уж на то пошло. Но стать твоим убийцей я не хочу. Если бы я хотел выполнить приказ, который мне передали, то мне следовало бы немедленно отправить тебя на передовую, причем туда, где тебя в два счета ухлопали бы макаронники. Уж они тебя не пожалели бы! — Вильчек тут же сжег сопроводительное письмо, потом позвонил Франку и послал его за выпивкой.