Приказ - [128]

— Я потому и не последовал примеру Штромфельда, что был не согласен с его уходом в отставку, — решительно заявил Марошффи. — В те тяжелые для страны дни ему нужно было оставаться на своем месте. Если бы он остался на нем, тогда Жулье не смог бы изменить армии и подготовить бойню на Тисе.

— Однако предателя Жулье, как вы его называете, вы сами поддерживали до конца, — съехидничал прокурор.

— Нет, не до конца. К сожалению, изменники хорошо знают свое дело. Об их измене мы обычно узнаем только тогда, когда они уже совершили гнусность. Что же касается наступления на Тисе, то сначала я одобрял его, так как считал, что для его успеха достаточно будет восстановления веры в свои военные силы и воодушевления. После ухода Штромфельда в отставку, когда начальником генерального штаба стал Жулье, очень многие ждали от наступления на Тисе того же самого. Если бы не случилось измены и если бы мы осуществляли наступление достаточными силами, то мы, безусловно, одержали бы победу. С того времени я много мучился и часто ругал себя за то, что раньше не познакомился поближе с намерениями Жулье.

— Ну а если бы познакомились, что тогда? — засмеялся Фрикк. — Хорошо, если не хотите, то можете не отвечать. И все же Штромфельд оказался самым честным венгром. Он, по крайней мере, вовремя порвал с коммунистами…

Тут Марошффи уже не выдержал, хладнокровие покинуло его, и он воскликнул:

— Это неправда! Как только Штромфельд узнал о провале наступления на Тисе, он немедленно поспешил в ставку. Он ворвался к Жулье и обвинил его в этом позоре. Жулье чуть не сгорел от стыда. Но было уже поздно. Исправить положение, в котором войска оказались в результате предательства, было невозможно. Нас разгромили не румыны, а белая и венгерская контрреволюция. Вот и вся правда.

— Штромфельд показал совершенно иное… — ехидно проговорил Фрикк.

— Не клевещите на Штромфельда! — строго оборвал его Марошффи. — Не лгите!

— Довольно! — Фрикк сделал обиженный вид. — Все ваши высказывания я рассматриваю как признание своей вины. Вы как были предателем и изменником, так им и остались, и не осуждайте действия румын, чехов или южных славян!

— Каждый народ имеет право на национальную самостоятельность, это в равной степени относится как к венграм, так и к румынам, и к словакам, и к чехам. Время безжалостно сотрет тех, кто попирает любые национальные права. Вы это еще не знаете, господин прокурор, но если будете жить долго, то узнаете.

Прокурор приказал увести Марошффи. Оставшись один, он задумался над указанием, которое получил сверху, относительно того, чтобы привлечь жену обвиняемого, с помощью которой, быть может, все же удастся склонить Марошффи на свою сторону. Он отдал несколько распоряжений в связи с этим.

На следующее утро в камеру к Марошффи вошел конвойный и сказал:

— Пошли, господин капитан, к вам пришли на свидание.

В комнате для свиданий Альби увидел Эрику. Они не виделись с марта. Тогда стояла весна, а сейчас была сырая и туманная зима. От Марошффи пахло затхлым воздухом камеры, а от Эрики исходил тонкий аромат духов.

Альби похудел, мундир на нем болтался, как на вешалке. Он стойко выносил все трудности арестантской жизни: и скудное питание, и холод в камере, и отсутствие элементарных санитарных условий. Волосы у него отросли, лицо заросло щетиной, глаза воспалены от бессонных ночей. Эрике показалось, что она видит не Альби, а его тень. Она не верила собственным глазам. Ей стало стыдно оттого, что она так хорошо выглядит, элегантно одета, здорова.

Марошффи, конечно, вовсе не думал об этом: он смотрел на чудо, которое предстало его глазам, и хотя он прекрасно понимал, что все это наяву, однако собственная жена казалась ему восхитительным видением. Их разделяло небольшое пространство, но ни один из них не мог полностью понять другого. Сердце Эрики переполнилось жалостью.

— Альби, дорогой мой, — прошептала она, — я так долго тебя разыскивала… и все безрезультатно… Я уже решила, что тебе удалось бежать в Россию, как некоторым другим… Но теперь стало ясно, что… Поверь мне, я все ради тебя сделаю…

Прочитав в глазах Альби немой вопрос, она сразу же ответила:

— Я люблю тебя… Поверь мне, люблю даже сильнее, чем раньше… Разреши мне рассказать тебе об этом… Ты должен выслушать меня… Как у меня изболелось сердце за тебя!..

Марошффи схватил руку Эрики и, прижавшись к ней лицом, вдыхал ее аромат и ошеломленно молчал.

— Поторопитесь, время свидания заканчивается, — предупредил Эрику конвойный.

— Тебя будут защищать самые лучшие адвокаты, — поспешно заговорила Эрика. — Папа разговаривал с Фридрихом, который сейчас занимает пост военного министра, и тот пообещал помочь тебе. Мы тебя спасем. Альби, дорогой мой, однако и тебе нужно вести себя умно. Иначе, не дай бог, тебя могут засудить на несколько лет…

За все время, пока Эрика говорила, Альби не произнес ни слова, считая излишним как-то объяснять свое поведение, так как прекрасно понимал, что есть поступки, правоту которых защищают не словами, а делами.

Эрика же чувствовала необходимость продолжать сражаться за этого человека, без которого жизнь ее теряла всякий смысл.