Приказ - [105]

— Послушай меня внимательно, Своенравная, — твердым голосом произнес Альби. — В Вену я не поеду! И вообще я отсюда никуда не поеду. Я, правда, пока еще окончательно не решил, чем займусь, но, чем бы я ни занялся, я останусь на родине!

Эти слова Альбина вывели Мари из себя, и она рассерженно спросила:

— Это твое последнее слово, Альби? Если ты не поедешь со мной, то я уеду одна, без тебя. — Не в силах сдерживаться, она почти закричала: — Так поступит каждый, кто не лишился разума! Шоймар Кристиан тоже не останется в Пеште. Если хочешь знать, я финансирую его поездку. Он в свое время помог мне, дав целый ряд ценных финансовых советов! — От былой привлекательности и нежности Мари не осталось и следа.

После всего этого Альби ничего не оставалось, как расстаться с ней. Он хотел уйти как истинный кавалер, что, однако, сделать было нелегко, и только потому, что Мари так необузданно взорвалась.

Марошффи был уже в передней, когда Мари крикнула ему вслед:

— Не забудь оставить ключ от моей квартиры!

Марошффи, не сказав ни слова, вышел на улицу. Он понимал, что разговор с матерью будет гораздо тяжелее. Когда Альби вернулся домой, Мари Шлерн уже разговаривала с Сударыней по телефону. Мари, видимо, рассказала о крахе собственной миссии и о том, что ее сын вел себя так глупо, что это до добра не доведет. Мари спрашивала Сударыню, согласна ли та ехать без сына. Однако, поскольку Сударыня колебалась, боясь ответить определенно, Мари со злостью швырнула трубку.

Все это Сударыня рассказала Альби, когда она немного успокоилась.

— Сын мой, неужели ты не можешь объяснить мне понятным языком, почему не хочешь поехать в Вену? — начала Сударыня деликатно. — Ты еще не захлопнул за собой дверь, ты еще можешь уговорить Мари. Подумай как следует и реши по-умному.

Марошффи хотел поскорее закончить этот разговор и потому решительно заявил:

— Мама, я остаюсь дома! Если ты решила уехать с Мари, пожалуйста, я не возражаю, только меня оставьте в покое.

Сударыня потеряла дар речи, услышав эти слова. Она не ругалась, не пыталась уговаривать сына и вообще больше ни словом не коснулась этого вопроса, так как хорошо знала, что ее сын сначала тщательно все обдумывает, а уж потом принимает решение, которого никогда не меняет.

Вдова уложила наличные деньги и драгоценности в миниатюрный сейф, документы она разорвала и клочки высыпала на стол. Эта гордая и решительная женщина признавала себя побежденной. С этого момента она все на свете считала бесполезным: и имущество, и деньги, и дела. Даже сын больше не интересовал ее. Он умер для нее. Неожиданно Сударыню охватило одно-единственное желание — последовать на кладбище вслед за своими именитыми предками. Ей захотелось очутиться в тишине фамильного гранитного склепа, на котором были выбиты слова: «Семейство Марошффи и Нитш». У нее уже не было желания изменить то, что случилось. Правда, в глубине души Сударыне хотелось найти такие слова, которые могли бы все переменить. Но время шло, а нужные слова не приходили в голову. Она обошла всю квартиру, осмотрела каждую вещь, словно прощаясь с нею. Особенно долго она разглядывала семейные портреты, как бы соизмеряя настоящее с далеким прошлым. Немного позже она сожгла какие-то письма, несколько фотографий, напомнивших ей о днях молодости.

Все это она сделала не потому, что Альби толкал ее на это. Нет, конечно, Сударыня и не собиралась кончать жизнь самоубийством. Просто в тот момент она вообще ничего не хотела, и это было плохо.

Марошффи, хотя, разумеется, и не в полной мере, понимал состояние матери и от души жалел ее. Однако помочь ей он ничем не мог. В жизни бывают минуты, когда пути людей расходятся в разные стороны, и нет такой силы, которая могла бы что-то изменить. Теперь такой момент наступил в жизни Альби и его матери.

«Может быть, мне все-таки попробовать как-то объясниться с ней?» — подумал Марошффи, но понял, что это ничего не даст, потому что в жизни человека бывают решения, которые невозможно объяснить, само объяснение делает их бессмысленными. Иное решение приходит к человеку буквально под воздействием догадки или предчувствия, которые трудно выразить словами. Вот и сейчас Альби никак не мог высказать все те впечатления, которые накопились у него за четыре года войны. Язык его словно парализовало, и бесчисленные мысли и воспоминания, пришедшие ему в голову, было невозможно выразить словами. Тут для ясности нужно было бы процитировать и кое-какие сводки генерального штаба, раскрыть списки потерь, рассказать о глупостях, высказываемых разными генералами, пролить свет на диверсии, совершаемые военными и политиками, и на многое-многое другое.

Совершенно неожиданно для самого себя Марошффи вспомнил 1915 год, когда он был в Белграде.

Тогда перед ним стояла задача узнать, каким воздухом дышит сербская столица после того, как по ней прошли войска империи и рейхсвера. Тогда в Белграде жило пятнадцать тысяч несчастных граждан, война превратила город в огромную мусорную свалку.

Сопровождал Альби один серб из Бачки, который одновременно служил ему и переводчиком. Этот серб все показал Альби: и разрушенные дома на берегу Дуная, и опустошенный центр с его еще недавно веселыми улицами, по которым теперь толпами ходили немецкие и венгерские солдаты.