Приговорённые к совершенству - [41]

Оставшись наедине с Сергеем, Иннокентий Глебович передал ему принятое по факсу из Ростова предписание прервать отпуск и считать себя откомандированным в Дикое Поле — к полковнику.

— Как видите, Сергей Геннадьевич, я был прав. Ваша Конфедерация идёт нам навстречу. И даже быстрее, чем мы с вами предполагали.

— Вы предполагали, Иннокентий Глебович, вы предполагали — не я. И потом: из факса следует только то, что Андрей Матвеевич меня на время откомандировал к вам — и всё.

— А вы что хотели, Сергей Геннадьевич? Чтобы Губернатор «открытым текстом» предложил вам вести с «наркобароном» переговоры о присоединении презренной «героиновой республики» к вашей славной Конфедерации? Так, знаете ли, дела не делаются. Думаю, даже состоявшись, наше объединение будет тайным. В течение лет эдак пяти. Пока в Англии, Франции и Германии не изменится — а оно обязательно скоро изменится! — отношение к героину. И, соответственно, к его производителям.

Целеустремлённость и настойчивость полковника Горчакова Сергей оценил ещё при первой встрече — как, впрочем, и его беззастенчивость! — но чтобы так быстро склонить на свою сторону Андрея Матвеевича… хитрого, проницательного, осторожного. Да ещё не лично, а в телефонном — из-за боязни подслушивания неизбежно уклончивом — разговоре? В такое что-то не очень верилось, и, значит… или полковник блефует, или… с Плешаковым он договорился уже давно! Сергей более склонялся ко второму: за спинами не только мелкой сошки, но и служащих весьма высокого ранга — вроде него самого, к примеру — обо всём жизненно важном «зубры» между собой договариваются напрямую, не пользуясь услугами даже самых доверенных посредников. А такие, как он, бывают нужны лишь на втором этапе: согласовать детали, сгладить противоречия — «утрясти», «увязать», «проследить», «исполнить». Обидно, конечно, но…

— Иннокентий Глебович, простите пожалуйста, но сейчас, мне кажется, продолжать нашу интересную дискуссию о перспективах «героинизации» Европы не время. Как вы помните, в прошлый раз, разговаривая с вами, я был лицом приватным — мог соглашаться или не соглашаться, мог отстаивать свою точку зрения или принимать вашу. А сейчас я «при исполнении» Так что — приказывайте.

— Ну вот, Сергей Геннадьевич, вы уже и обиделись. Думаете, небось: вечно старики договариваются за спинами у молодёжи? Лишая её самостоятельности и инициативы? Напрасно, Сергей Геннадьевич. Поверьте, я очень ценю ваше мнение. Вы умны — вовсе не льщу, а лишь констатирую факт — честолюбивы, азартны, молоды: ваше время ещё придёт. Обязательно. Да и уже сейчас. Вот вы говорите — приказывайте. А что я вам могу приказать? «Взять измором» нескольких зарвавшихся отморозков? — наслышан, наслышан, не перебивайте — наслышан и вполне одобряю. Или загрузить ваш чудо-автомобиль «секретной документацией» — дабы, натянув нос Интерполу, вы лихо прорвались к ожидающему этих секретов, как манны небесной, Андрею Матвеевичу? Шучу, конечно. Но, право же, Сергей Геннадьевич, разыгрывая трепещущего перед полковником лейтенанта, вы несколько того… что называется, переборщили. Воинская субординация, знаете ли… где-нибудь на параде — да… а так… Вас же Андрей Матвеевич откомандировал ко мне вовсе не как неутомимого гонителя всяческой мелкой сволочи, а как своего первого секретаря по особым поручениям. А первым секретарям приказов обычно не отдают — с ними советуются. Вот и я с вами… Давайте будем исходить из того, что на тайное присоединение Дикого Поля к Конфедерации Югороссии согласен не только Андрей Матвеевич, но и Кудрявцев, и Сивоконь… Вот и давайте сейчас сообща подумаем о путях взаимовыгодного сотрудничества. И… — выдержав эффектную паузу, полковник весомо завершил фразу, — вовсе не для, как вы остроумно заметили, «героинизации» Европы, нет, для воссоединения России. Её возрождения!

Далее последовал сильно купированный вариант речи, произнесённой Иннокентием Глебовичем в узком кругу избранных «степняков». И не только купированный, но, главное, с резко смещённым акцентом: в этом, адаптированном для «внешнего круга», варианте центром кристаллизации Новой России предполагался весь юг, а не одно Дикое Поле, роль которого полковник Горчаков искусно преуменьшал, выдвигая на первый план Ростов-на-Дону, как индустриальный центр Конфедерации.

Сергей, с трудом сопротивляясь гипнотическим модуляциям горчаковского голоса, безуспешно пытался проникнуть в суть не сказанного, но подразумеваемого — иронией, по опыту прошлой беседы, защищаясь от удушающей диалектики полковника:

«Так, так, Иннокентий Глебович, новый, значит, Ростов Великий? Ростово-Дикопольское, стало быть, княжество? Или — Дикопольско-Ростовское? — Горчаковские попытки принизить в нарисованной им картине значение «героиновой республики» не обманули Сергея: — Публичная порка насквозь коррумпированной потаскушки Москвы — полковник Горчаков на белом танке въезжает в Спасские ворота Кремля. Великодушное прощение наказанной развратницы — в самом деле, кроме Москвы столицы у России быть не может — полковник Горчаков в Георгиевском зале принимает ключи из рук всенародно покаявшегося московского Мэра. Начало эры всеобщего благолепия и процветания — в храме Христа Спасителя Патриарх Всея Руси возлагает на голову полковника Горчакова символизирующий корону венок из огненно-красных маков. И кто же ты есть, Иннокентий Глебович? — чем более Сергей узнавал полковника, тем менее понимал его. — Фанатик? Пророк? Диктатор? Великий Жулик? Посланец Дьявола?»