Приёмыши революции - [281]
— Не могу понять, вот вроде бы со всеми соседями матушка о вас только хорошее говорит, нахваливает, отчего же мне с вами общаться запрещает? Верно, думает, что я вам прискучу, и вы потому на неё разгневаетесь? Ну так ведь если прискучу, вы же скажете!
— Нет-нет, Наташа, — внутренне веселилась Настя, — вовсе мне с тобой не скучно. С тобой словно в детство возвращаешься…
— Или потому, что… ну, из-за Николая Иваныча? Нет, она вас не осуждает, вы не подумайте! Очень вас жалеет, что так не повезло вам, женатого полюбить. Так бы славная семья были, пара вы такая хорошая… А если дети, Анастасия Николаевна? Что же тогда?
Настя так и эдак пыталась представить их с Ежовым несчастными влюблёнными, которым жестокая судьба препятствует в законном счастье, обычно богатого воображения почему-то не хватало.
— Ну пока тьфу-тьфу, с той поры ничего. Зимой ещё было дело, подозревала я, ну это до него ещё, но ложная тревога оказалась, вроде и не выкидыш даже. Ну да поди, и тут врача хорошего сыщу. А если и нет — ну и рожу, ну отдам какой-нибудь киргизке на выкармливание. Как-нибудь вырастет… Уж на Кольку точно это вешать не буду, он-то тут при чём?
Смущать Наташу такими откровениями она совершенно не стыдилась.
— Как это? Ведь должен же у ребёночка отец быть!
— Ну а чего? Сама я на него полезла, не насильничал. И чего сразу отец прямо? Воспитание детей нынче — дело общественное, у многих вон вообще родителей нет, ни отцов, ни матерей.
— А может быть… — Наташа замялась и покраснела, — может быть, вы мне его тогда на воспитание дадите? Я его как своего любить буду…
В общем, не раз после таких разговоров Настя порывалась надавить всё же и отправить Наташу учиться или работать, но легко сказать, да сложно сделать — ну, в самом деле, вдруг её дразнить начнут за внешность такую, всё же народ у нас у нас пока не очень сознательный, да и она ещё такая наивная, медлительная, тепличный цветочек на самом деле. Страшно подумать, что ведь и сама такой могла стать, при немного ином раскладе. Да и вообще, так-то за что на них давить — своим трудом живут, не чужим, не эксплуататоры, труд у них в почёте, если б ещё сознательности общественной им побольше…
Наблюдать, как при её неожиданном появлении хозяйка подскакивает и мечется, напоминая одну из собственных куриц — развлечение весьма дешёвое и однообразное, поэтому Настя завела привычку извещать о своём возвращении нарочито громкими шагами, громкими разговорами с бегающими во дворе курочками или забредающим от соседей ягнёнком — чудом как это создание было ещё живо при своём любопытстве и бесстрашии и своей способности протискиваться через щель в неплотно закрытой двери сарайки, давая Ульяне Павловне хоть некоторую фору времени, подготовиться морально и натянуть на лицо заискивающе-радушную улыбку. Убедить не бояться человека, которому бояться нравится, невозможно, ну, так хотя бы немного жизнь облегчить. Ну и, она с радостной вестью сегодня. Целых две недели им тут не топтаться нервно вечерами, поглядывая в окошко, не шептаться, не ходить на цыпочках. Главное ей за это время не сильно отвыкнуть от такого обихода, потом обратно-то привыкать тяжело будет.
— Так всё же едете, значит? — старуха взволнованно затеребила в пальцах платочек, который использовала для протирки стёкол очков, — теперь точно уже, значит? Что ж так вот в последний момент-то, даже и стол-то прощальный как подобает не устроить…
— Ой, да бросьте, было б, чего ради. Я ж вернусь, и оглянуться не успеете!
Ульяна Павловна нервно отёрла двумя пальцами рот и подбородок.
— Да как знать, Анастасия Николавна, как знать… Жизнь-то ваша не такая, как наша, это нас, замшелых да неповоротливых, с места не сдвинешь, а вы летучи, кипучи… Возьмут да направят вас прямо оттуда совсем в какие-то иные места, так вы сюда и не вернётесь…
— Ну, всё возможно, конечно. Но вроде не с чего, ничем таким я не отличилась… Так что не беспокойтесь, Ульяна Павловна, поездка как поездка, никаких мне шумных прощаний не надо, приготовим с вами баранинку эту, вы и научите меня наконец…
— Верно, и Николая Иваныча в гости ждём?
— А как же! — лучезарно улыбнулась Настя, — он-то со мной не едет, а уезжаю утром я, ну вот отсюда на вокзал и проводит.
Старуха облизывала губы, явно какие-то ещё слова с языка просились, да всё страхи не давали. Иногда Насте — всё же сколько уже под одной крышей живут, да и откровения Наташи помогали тут — казалось, что она даже угадывает эти невысказанные мысли, благо они нехитрые. И вдруг её чуть ли не скрутило от странного, страшноватого такого порыва — обнять. Ну уж к чёрту, о таком и говорить нечего, конечно, пугать у неё другие приёмчики. Верно всё, как и тогда с Айваром ещё она сформулировала — прожившие под одной крышей долгое время это семья. Какая уж есть, семьи мало у кого идеальные-то. Вот они — семья. Нелепая, разобщенная, и всё же чем-то внутри себя связанная. Пусть привычкой, непониманием, страхом — этим тоже можно быть связанным, оказывается. Ульяна Павловна для таких рассуждений слишком проста, и незачем ей этим голову нагружать, пусть уж её картина мира на её совести будет. С одной стороны ей, верно, облегчение колоссальное, полмесяца такую квартирантку не видеть, а то и навсегда от неё отделаться. С другой — воспринимала она такое соседство и как своеобразную защиту, как теперь без неё? И даже смешные эти переживания о несчастной её женской доле — что-то ж в них и правдивое есть. Верно, считая их нелюдями, хочет для них счастья человеческого, может, людьми тогда станут. Да проще перечесть по пальцам, для кого она не упырь теперь… В честь прощания Настя настояла, чтоб и Наташенька с ними за одними столом поела, а то не по-людски это, обе, и мать, и дочь, сидели все поджавшиеся, клевали осторожно, аристократически прямо, такая вот фикция, а всё же семья.
«С замиранием сердца ждал я, когда начнет расплываться в глазах матово сияющий плафон. Десять кубов помчались по моей крови прямо к сердцу, прямо к мозгу, к каждому нерву, к каждой клетке. Скоро реки моих вен понесут меня самого в ту сторону, куда устремился ты — туда, где все они сливаются с чёрной рекой Стикс…».
История Крымского ханства для обычного читателя и сегодня остается практически неизвестной. Когда и почему в Крыму поселились татары, какие отношения связывали это государство с соседями, далекими и близкими: Речью Посполитой, Московским царством, Османской империей, Казанским и Астраханским ханствами? Но наибольший интерес для украинского читателя представляет история отношений Крымского ханства с Украиной, недаром крымских татар и казаков называли заклятыми друзьями и закадычными врагами. Об этих непростых отношениях, об истории, экономике и культуре Крымского ханства подробно рассказывается в нашей книге.
В 2016 году Центральный архив ФСБ, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный военный архив разрешили (!) российско-американской журналистке Л. Паршиной и французскому журналисту Ж.-К. Бризару ознакомиться с секретными материалами. Авторы, основываясь на документах и воспоминаниях свидетелей и проведя во главе с французским судмедэкспертом Филиппом Шарлье (исследовал останки Жанны Д’Арк, идентифицировал череп Генриха IV и т. п.) официальную экспертизу зубов Гитлера, сделали научное историческое открытие, которое зафиксировано и признано международным научным сообществом. О том, как, где и когда умер Гитлер, читайте в книге! Книга «Смерть Гитлера» издана уже в 37 странах мира.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.
Книга Рипеллино – это не путеводитель, но эссе-поэма, посвященная великому и прекрасному городу. Вместе с автором мы блуждаем по мрачным лабиринтам Праги и по страницам книг чешскоязычных и немецкоязычных писателей и поэтов, заглядывая в дома пражского гетто и Златой улички, в кабачки и пивные, в любимые злачные места Ярослава Гашека. Мы встречаем на ее улицах персонажей произведений Аполлинера и Витезслава Незвала, саламандр Карела Чапека, придворных алхимиков и астрологов времен Рудольфа II, святых Карлова моста.