Приёмыши революции - [256]
— Тётя, о чём вы, зачем? Я никуда не хочу ехать. И остальные тоже.
Княгиня пододвинула племяннице бумагу и карандаш, намекая, чтобы она написала, если боится быть услышанной, но Ольга с той же улыбкой отодвинула лист.
— Всё проще, чем вы думаете. Мы действительно остаёмся, сами, мы не пленники здесь. Поверьте, им мы не настолько уж сильно тут нужны, они и без нас бы не грустили. И деньги мне действительно нужны не ради моей жизни, а ради тех, кто от меня зависит. Понимаете, здесь это всё просто никому не нужно. Все эти милые, дорогие и бесполезные вещи… Ну, что мне с ними делать? Надевать на танцы в клубе? Держать в сундуках и передать внукам, чтобы они тоже в свою очередь держали в сундуках? Здесь ценится более практичная красота. Я оставлю себе несколько самых памятных вещей, а остальное — если есть кто-нибудь в Англии или Франции, кто готов заплатить за это большие деньги, то пусть эти вещи оправдают себя, послужат благой цели. Вы ведь можете помочь мне найти достойных покупателей? Кажется, кто-то из наших уехал в Америку… В Америке, наверное, среди коллекционеров можно найти желающих…
— Ольга!
— Что? Это правда так уж кощунственно звучит, в свете того, что Анюта с трудом ходит, а Аделаида Васильевна всё время пьёт сердечные капли, которые тоже, вообще-то, денег стоят? Да, я готова передать эти вещи даже в посторонние руки, если эти руки больше за них дадут. Пусть зарубежный капитал нам тут послужит, а они, если чувствуют себя лучше от обладания какой-нибудь редкостью… А разве вы, или бабушка, или дядя Кирилл располагаете возможностью для их выкупа? Вот именно, вам самим нужны деньги, чтобы жить максимально возможно достойно, а вы надеялись повесить на шею датского двора ещё и нас? Да, мы одна семья, но всё же всё свою цену имеет. И привязанность к вещам — это вообще не очень хорошее чувство, особенно если вместо привязанности к людям. Если считаете, что будет более правильным найти покупателей в лице одного из родственных королевских домов, а не среди американских богачей, так сделайте что-то для того, чтоб именно так и было, я ведь об этом вас прошу!
— А я прошу тебя не говорить больше этих ужасных глупостей, прошу уезжать, спасать свою жизнь и достоинство, покуда возможно! Завтра может быть уже поздно. Ради чего вы остаётесь здесь? Поверь, я тоже не с лёгким сердцем покидала Россию, ни Дания, ни любое другое место родиной для меня никогда не будет. Но надо честно признать — нашей родины больше нет. Она погрузилась в пучину, как древняя Атлантида. И остаться здесь — значит совершить самоубийство.
— Как видите, нет. Мы были живы весь этот год, будем живы и дальше.
— Уверена? Сейчас вы нужны им, чтобы с вашей помощью наработать себе очки, чтобы обелиться перед цивилизованным миром, они используют вас как свои козырные карты, но что будет, когда шум утихнет, общественное внимание ослабеет, а они вполне удовольствуются своим выигрышем? Когда вы будете им больше не нужны?
— Я думаю, тогда они просто забудут о нас.
— Какая наивность! — Ксения подошла, подняла Ольгино лицо за подбородок и сказала уже более мягким тоном, — девочка моя, есть такое хорошее выражение — не искушай судьбу. Один раз вам удалось избежать смерти, второго раза может не быть. Глупо, беспечно и кощунственно отвергать шанс на спасение. Риск должен быть чем-то оправдан, что ты получишь, рискуя так?
Ольга смотрела в красивое, слегка тронутое возрастом лицо любимой тёти и чувствовала, как к горлу подступает ком. Голос дрожал, но сама она была тверда.
— Здесь моя семья. Маша, которая точно не уедет, потому что муж, которого она любит, не уедет. Алексей, который тоже твёрдо сделал свой выбор, хоть он и так юн. Мы нужны друг другу, мы должны поддерживать друг друга. Я нужна Анюте, этим старикам. Они мне не родня по крови, но они стали мне родными. И они — не уедут, и я не вправе их заставлять. И я должна перед ними, а я приучена отдавать долги, за добро — добром, за заботу — заботой. Аделаида Васильевна спасла мою жизнь, согласившись выдать меня за свою сбежавшую дочь. В то время, как её материнское сердце разрывалось от такой боли, она нашла в себе такое благородство, чтоб подумать о тех, кому хуже, и покровительство кому, в случае раскрытия обмана, могло ей стоить дорого. Теперь я обязана заботиться о ней, как заботилась бы о собственной матери, понимаете? И уважать её волю. И Фёдор Васильевич… Они многое перетерпели из-за меня, из-за меня погиб его сын, и это тоже счёт, который я должна оплатить. Кто я буду, если уеду, бросив немощных, неспособных о себе позаботиться людей выживать как знают? Буду не лучше этой Ирины, прости меня господи за такие слова. И у меня есть работа, которой я вообще-то дорожу. На которой меня всё ещё любезно ждут, так что лучше для меня не задерживаться слишком надолго, и возможно, я уеду, препоручив многие дела Насте… Да, чем-то таким я могла б, наверное, заниматься и где-нибудь в другой стране, только вот знаете, мне хочется трудиться для этой. А ещё я познакомилась с замечательным человеком, это старичок, профессор востоковедения, удивительно умный, замечательный человек. Который остался сейчас один и практически без средств к существованию, и я намерена платить ему за изучение японского языка. Не спрашивайте, зачем мне японский язык. Важно, что ему необходимо чувствовать себя нужным, знать, что его труд, его знания кто-то ценит. Как видите, у меня тут достаточно дел…
