Приёмыши революции - [249]
— …С 25 марта сего года состою сотрудником Московской Чрезвычайной Комиссии, в отделе по борьбе со спекуляцией, с августа переведена в отдел борьбы с контрреволюцией…
Договорить ей не дали. Вот теперь зал по-настоящему взорвался! Настя невольно даже отступила на шаг, словно ожидая, что лавина голосов снесёт её. Нет, сами-то никто не кинется, охраны тут для всяких непредвиденностей достаточно.
— Что за чушь! Кто её мог принять?
— Она, она! Она меня как свидетеля опрашивала, в июле ещё это было…
— Великая княжна, как вас на это заставили? — крикнул по-французски кто-то из первых рядов.
— Меня никто не заставлял! — закричала Настя в ответ, — это мой выбор, моё решение, и всё, чего я хотела бы — остаться на этой работе, которую я люблю!
— И вы принимаете участие в этом? Тоже обагрили свои руки кровью? Вы осознаёте, во что ввязались?
Борзые, ничего не скажешь… Им же дали гарантию полной неприкосновенности, приглашая сюда, так можно орать что угодно.
— Вполне осознаю! С марта работаю, вообще-то!
— Дочка Николая Кровавого под стать папаше получилась! — крикнули с левоэсеровской скамьи. Ну, этим перед зарубежными наблюдателями тоже как не повыпендриваться. Тогда-то, со своим горе-восстанием, они мягко отделались… И сейчас обвинение лично к ним больше уголовного, нежели контрреволюционного характера, они больше свидетели, нежели обвиняемые, но время посидеть и подумать, как замечательно они были использованы «Тактическим центром», у них будет. Ну да и в самом деле, грешно сурово карать за обыкновенную дурость… Идиоты. Наивные, отчаянные, опасные идиоты.
Лацис опять прикрикнул, требуя тишины, и окончательно сорвал голос.
— Ну, Анастасия Николаевна, теперь вам, по крайней мере, не надо спрашивать, за что они вас ненавидят, — сказал Дзержинский, когда она проходила мимо него.
Да, думала Настя, садясь на своё место, остаётся надеяться, что выступление Алексея сейчас немного отвлечёт всеобщее внимание от неё. Она физически чувствовала, как что-то значительно изменилось в зале после её слов, чувствовала направленные на неё взгляды. И прикидывала, как спасаться бегством от бесчисленных журналистов, которые, что хочешь ставь в заклад, просто на сувениры её порвут… Что там, она и по сторонам старалась не смотреть, практически не сводила взгляд либо с Алексея, либо с «тройки». Потом, всё потом. Она ждала этого, в конце концов, очень давно ждала. И это огромное облегчение от наконец сказанных слов — это облегчение пустоты, которую она уже ощущала рядом с собой, сидя в тесном кругу. Кто-то из них поймёт, конечно… Но не все, совершенно точно не все. Главное, чтоб прямо сейчас они не дёргали её с расспросами и восклицаньями — хорошо, что она сидит далеко от Анюты и Лили, да, хорошо, что Маша крепко занята сейчас детьми…
Потом выходили Аделаида Васильевна и её брат, Ярвинены, Павел Скворец и Иван Скороходов, благообразный дедок — опекун Алексея, потом были зачитаны материалы Новгородской и Усть-Сысольской ЧК. Потом были выступления Юровского, Дзержинского, Антонова, путающегося и сбивающегося Белобородова, бледного как полотно Войкова — понятно, придётся теперь постараться, чтобы отмыться… Насте, которая в делах «Тактического центра» была осведомлена всё же ещё мало, в левоэсеровских больше, было интересно, но мало понятно — фамилии в основном незнакомые, главные-то тузы заблаговременно удрали… Ну, теперь едва ли они решатся сунуться по эту сторону фронта, даже и под чужими документами — фотографии-то в газетах будут. Быть заочно приговорёнными к расстрелу — будучи там, наверное, не страшно, но деятельность немного осложняет.
Второй перерыв, перед опросами эсеров и энесов. Все в сегодняшний день не влезут, конечно, нечего тут и думать. Но как поглядеть, зря Маша боялась — не похоже, чтоб шибко кто-то в зале устал и заскучал. У дальних рядов в глазах алчное нетерпение — сколько будет расспросов от тех, кто не был, своими глазами не видел, про первые ряды и говорить нечего — выпустить такую статью, а то и книжечку — и можно, наверное, уже ничего в жизни не делать. Вот и поговорите ещё, что большевики жестокие — такому количеству народа счастье сделали…
— Анечка, Анечка, как же так?
Она дёрнулась от этого старого, неправильного вообще-то, но принятого некогда сокращения, как от прикосновения мёртвой руки.
— Ваше высочество…
— Я. Больше. Не высочество.
Не сейчас, не сейчас. Сейчас бесполезно им доказывать, что не предавала, не отрекалась, что изменилась, да… больше, иначе, чем они могут себе представить. Пусть побурлят. Пусть осознают всё, что услышали, хоть малую долю того, что было с нею. Хотя бы попытаются. Что это такое — провести больше года в заточении, не похожем вполне ни на тюрьму, ни на волю. Что это такое — узнать, что и враги не враги, и друзья не друзья. Что это такое — довериться чужим, странным, страшным людям. Что это такое — засыпать под вой ветра и неуспокоенных духов на пепелищах. Что это такое — пройти через тайгу, через болота, через снега, грызть сушёное мясо, стылую безвкусную кашу, пить терпкое, обжигающее горло алкогольное невесть что, чутко спать у костра. Что это такое — стрелять на поражение… Никто не остался бы прежним. Никто.
«С замиранием сердца ждал я, когда начнет расплываться в глазах матово сияющий плафон. Десять кубов помчались по моей крови прямо к сердцу, прямо к мозгу, к каждому нерву, к каждой клетке. Скоро реки моих вен понесут меня самого в ту сторону, куда устремился ты — туда, где все они сливаются с чёрной рекой Стикс…».
Трое ученых из Венесуэльского географического общества затеяли спор. Яблоком раздора стала знаменитая южноамериканская река Ориноко. Где у нее исток, а где устье? Куда она движется? Ученые — люди пылкие, неудержимые. От слов быстро перешли к делу — решили проверить все сами. А ведь могло дойти и до поножовщины. Но в пути к ним примкнули люди посторонние, со своими целями и проблемами — и завертелось… Индейцы, каторжники, плотоядные рептилии и романтические страсти превратили географическую миссию в непредсказуемый авантюрный вояж.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Как же тяжело шестнадцатилетней девушке подчиняться строгим правилам закрытой монастырской школы! Особенно если в ней бурлит кровь отца — путешественника, капитана корабля. Особенно когда отец пропал без вести в африканской экспедиции. Коллективно сочиненный гипертекстовый дамский роман.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.