Приёмыши революции - [244]
— Мне кажется… — она затравленно переводила взгляд с мрачной физиономии Лациса на каменно-печальную Настину, — мне кажется, эта девушка очень похожа на Анечку… Да, в самом деле, она очень похожа, но…
— Но что же вас смущает? — терпеливо, насколько это было возможно, продолжал Лацис.
— Но, понимаете, Анечка… То их, их высочество Анастасия Николаевна…. Как бы это сказать… обладала несколько более справной фигурой…
Кто-то в зале прыснул.
— Анюта, ну так и скажите, что я была толстухой.
Анюта взвизгнула и повалилась на пол, пытаясь обхватить Настины ноги. В этот момент стало понятно, зачем Лили ввели одновременно с Вырубовой — чтобы Троцкому не приходилось поднимать эту трясущуюся и всхлипывающую тушу одному.
— Анюта, милая, Анюта, успокойтесь, — Насте в эту минуту было уже почти плевать на чётко установленный протокол допроса, всё равно, в конце концов, пару раз схема дала сбой, но никто пока был не в претензии, она просто не могла видеть, как кто-то вот так рыдает у её ног, она бросилась гладить милую Анюту по посеребрённым волосам и зарёванному лицу, искусно уворачиваясь от целования ей рук и прижимания к объёмистому бюсту, — всё хорошо, я живая…
— И… и… Настенька, ангел мой, это… так это всё неправда?
Вот что ей ответить?
— Анюта, вам всё объяснят… потом… Сейчас успокойтесь, перестаньте плакать…
— Анна Александровна, — Иван Ксенофонтович сменил явно закипающего Лациса в деле попыток не дать судебному заседанию окончательно скатиться в мелодраму, — вы готовы засвидетельствовать, что эта девушка является дочерью бывшей императорской четы Анастасией Николаевной? Не забывайте, в зале присутствует иностранная пресса, ваше свидетельство, как ближайшей приближённой царской семьи, очень важно…
Упоминание об иностранной прессе, видимо, сыграло некую позитивную роль, на случай, если Анюта сейчас панически воображала, что сразу после её опознания драгоценное их высочество вырвут из её рук и расстреляют прямо здесь, она вытерла пухлыми руками залитое слезами лицо и истово закивала.
— Да, да, это действительно она, это Анастасия Николаевна, Боже всемилостивый, спасибо тебе… Вывел, как некогда отроков из пещи огненной… Господи, спасибо тебе, что дожила до этого дня… Я… то есть, понимаете, я не думала… Я думала, что придя сюда, найду самозванок… Думала, как мне крепиться перед встречей с таким бесстыдным глумлением… Как же это, каким чудом… Лев Давидович, ну перестаньте меня щипать!
Зал взорвался хохотом.
— Юлия Александровна, ваше слово?
Лили, наконец помогшая Анюте подняться и встать более-менее устойчиво-вертикально, теперь то и дело поднимала её трость, которую Анюта, вся в эмоциях, то и дело роняла.
— Да, я тоже уверена, что это Анастасия Николаевна. Я не знаю, как это объясняется после всего, что я слышала, я готова поверить, что всё слышанное было ложью, как ни убедительно это звучало, я готова поверить в воскресение из мёртвых, во что угодно, но мои глаза не могут мне врать, это их высочество, младшая царевна.
— Благодарю вас.
— Мы… мы можем идти?
— Вы — нет. А свидетели могут вернуться на место.
Стыдно, Настя спасалась на ставшее привычно-укромным место за ширмой практически бегством. Ей просто требовалась передышка…
А потом был объявлен большой перерыв, и хотя казалось, народ должен был устать от долгого заседания, однако людей насилу удалось выдворить из зала, даже когда вывели и подсудимых, и всю сводную толпу свидетелей — «двойников» наконец отпустили с миром, а их повели в одну из «комнат ожидания», и как ни пытались Олег и тот же Троцкий деликатно намекать, что сёстрам и брату, после года разлуки и безвестности, лучше побыть только друг с другом, им есть, о чём поговорить, а шума, расспросов, восклицаний и рыданий и так понятно, что предстоит много, лучше вводить их как-то постепенно — Анюта слёзно молила не разлучать её с милыми княжнами, категорически не желая верить, что разлука эта временная, Татьяна сдалась и попросила впустить и её с ними вместе, а раз впустили Вырубову — впустили и батюшку, и Лили, и обоих великих князей. Наиболее борзые журналисты усердно просились тоже хоть одним глазком полюбоваться на сцену практически семейного единения, в чём им, ожидаемо, было отказано. Тогда они, разумеется, переключились на охоту на тех, кто казался им достаточно значительными, чтобы осыпать вопросами о судьбе бывших членов царской фамилии и их приближённых, прошлой и будущей, Настя должна была сознаться, что малодушно радуется тому, что этого не видит и не слышит. Какие же железные нервы нужно было иметь, чтобы затеять всё это — с независимыми наблюдателями, со всеми последующими расспросами и интервью…
Дверь открылась только дважды — первый раз, когда Олег вкатил привезённую от Аполлона Аристарховича инвалидную коляску, для Вырубовой. Та сперва начала отмахиваться, что ходит она вполне сносно и сама, но потом признала, что от большого нервного шока ноги её и правда едва держат. Татьяна и Лили вдвоём усадили Анюту в коляску и теперь сидели возле неё, Анюта гладила волосы Татьяны, пахнущие лекарствами и крепким табаком, а Татьяна зачем-то рассказывала о своих «девочках» из госпиталя, какие они сперва были бестолковые и какие умницы теперь, обе неловко смеялись и плакали, а Лили молчала и качала головой, и казалась почти зримой тень покойной императрицы над этой троицей. Оля держала руки Афанасия Ивановича и рассказывала ему о своей новой семье, о вечерах в доме Аделаиды Васильевны, а Алексей сидел с другой стороны, положив голову батюшке на плечо. Мария гладила ладони слепого дяди Дмитрия, взахлёб рассказывала ему о своих сыновьях и обещала, что «когда всё закончится», они все поселятся в одном большом доме, а дядя Георгий, переводя взгляд с одной группы на другую, всё только потрясённо повторял: «Невероятно, невероятно… Верно, я вижу предсмертный бред, но только бы он не прерывался ни на миг…»
«С замиранием сердца ждал я, когда начнет расплываться в глазах матово сияющий плафон. Десять кубов помчались по моей крови прямо к сердцу, прямо к мозгу, к каждому нерву, к каждой клетке. Скоро реки моих вен понесут меня самого в ту сторону, куда устремился ты — туда, где все они сливаются с чёрной рекой Стикс…».
Трое ученых из Венесуэльского географического общества затеяли спор. Яблоком раздора стала знаменитая южноамериканская река Ориноко. Где у нее исток, а где устье? Куда она движется? Ученые — люди пылкие, неудержимые. От слов быстро перешли к делу — решили проверить все сами. А ведь могло дойти и до поножовщины. Но в пути к ним примкнули люди посторонние, со своими целями и проблемами — и завертелось… Индейцы, каторжники, плотоядные рептилии и романтические страсти превратили географическую миссию в непредсказуемый авантюрный вояж.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Как же тяжело шестнадцатилетней девушке подчиняться строгим правилам закрытой монастырской школы! Особенно если в ней бурлит кровь отца — путешественника, капитана корабля. Особенно когда отец пропал без вести в африканской экспедиции. Коллективно сочиненный гипертекстовый дамский роман.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.