Приёмыши революции - [243]
— Я потом вас со всеми познакомлю…
— Погоди, Алёш, переливание? Но это опасно…
— Ну, не настолько, если с умом и осторожностью! Тань, ну ты ж сама в госпитале работала, тебе ль не знать, как…
— Я и сейчас работаю…
— Ого! Где, в каком?
— Ни за что не угадаешь, где и в каком! Ты о таком месте и не думал никогда!
— Да тише вы! Чего он там говорит?
— Говорит о каком-то следующем свидетеле, которому, конечно, свидетельствовать сложно, потому что…
За ширму сунулся солдат и закончил мысль:
— Которая-то, идите… В общем, говорить надо что-нибудь.
— Что говорить?
— Что угодно, хоть Пушкина читай. По голосу только. Слепой он, понимаете.
Татьяна не выдержала и быстро выглянула вслед удаляющейся Марии. И взвизгнула тоже вслед за ней.
— Дядя Дмитрий! Живой!
— Какой? Кто?
— Дядя Дмитрий, говорю! Константинович! Как?! Его же вроде как в январе ещё… расстреляли…
— Ну значит, не до конца, — усмехнулась Настя, откровенно наслаждаясь шоком сестёр. А уж что там с первыми рядами творится, интересно? Прямо проклятье, не увидеть-то этого.
Оказалось, впрочем, что кроме него свидетельствовать вышел ещё только Георгий Михайлович — остальные двое князей скончались в тюрьме.
— Бедный дядя Павел… Впрочем, сердце у него и правда уже сдавало. Хорошо, умер тихо, во сне… Всё же забрала смерть обещанное, двое за двоих, справедливо даже.
— Чего?! Насть, ты что, бредишь? Какое справедливо?!
— Их должны были расстрелять за Либкнехта и Люксембург, не слышала разве? Ну, не расстреляли, только сказали так. Дядю Николая тоже так жаль, конечно… Если б хоть намекнуть ему было возможно, что это не навсегда, что так надо! Может быть, продержался бы…
— Настя, ты что-то знаешь?
— Да много я что знаю! Не трандычите, там ещё кого-то ведут…
— Господи, кого ещё? там, наверное, уже каждый Фома Неверующий убедился, что это мы! Тут вроде каких-то эсеров судят, а не нашу родню всем демонстрируют, я б на месте народа заскучала уже!
— Маш, ну ты и наивная, а! народ, может, и поверил. А буржуи вон те… да и поверили сами-то, ну и что? Вот к гадалке не ходи — скажут, все свидетели местные, под советским строем жили, запуганные были, сговорившиеся… Нет, что-то они придумали ещё, на что спорим. Нужен свидетель с той стороны, кто хорошо нас знает.
— С какой ещё той стороны?
— Из эмигрировавших… — услышав прокатившийся по залу шёпот-гул, Настя не выдержала и тоже выглянула. И зажала руками рот, чтоб не закричать. Анюта! Опираясь на трость и поддерживаемая под другую руку Троцким, на свидетельское место шествовала Анна Вырубова. Он притащил Вырубову! Отныне и навсегда Настя верила, что Троцкий способен уболтать кого угодно на что угодно. За ширму ожидаемо нырнул солдат и выхватил, видимо, как сидящую с краю, именно её.
Только выйдя из-за ширмы, она увидела ещё третьего человека, которого не видела со своего места, так как он шёл позади. Лили. О Лили она слышала, что она жила в Париже…
С нею вместе, конечно, как всегда — исключение было сделано только для слепого дяди Дмитрия — вышла и её «двойница», но на неё ни одна из женщин, кажется, и внимания не обратила. Лили отступила на шаг, прижав руки к груди и смертельно побледнев, Анюта тоже побледнела и покачнулась, взметнув руку в беспомощном жесте — то ли перекреститься, то ли заслониться. Насте было и смешно, и больно от невольного стыда — что испытывают они сейчас, видя перед собой ожившую покойницу? Это для себя самой она всё это время была живой, ну, положим, для сестёр… Может, и странно, что это осознание пришло к ней только сейчас — может, потому, что вообще поди прислушайся к своим чувствам в этой безумной круговерти. А может, потому, что родня — они не всегда по крови. И Лили, и Анюта — умная, всегда спокойная, надёжная Лили, добрая, глуповатая Анюта — куда ближе, роднее для них, чем дяди. Господи, с ними, кажется, тень самой мамы вошла в этот зал… Они ведь две её тени, два преломлённых отражения её личности. Самообладание, воплощённое в Лили, надлом, воплощённый в Анюте. Господи, как эти несчастные, надломленные тени могут жить без своей хозяйки? Особенно Анюта. У неё ведь ничего, ничего в жизни не было, кроме них, она жила ими, с полным самоотречением… Да, вот это — тоже её семья, и она почувствовала это сейчас — первым очень чувствительным уколом в сердце, которого ожидала всё это время, предчувствием неизбежно грядущего разговора. Семья, к встрече с которой она считала себя готовой. Хотя батюшка Афанасий — это, пожалуй, сопоставимо…
Лацис в который раз потребовал тишины от расшумевшегося зала, воспринявшего, похоже, живую Вырубову ещё с большим восторгом, чем живых царевен, закашлялся и долго отпаивался водой.
— Анна Александровна…
Анюта вздрогнула и шарахнулась, как перепуганная лошадь, захлопала глазами. Бедная, подумалось Насте.
— Анна Александровна, знакома ли вам какая-то из этих девушек?
— Я… я… Мне кажется, что да… Но, знаете, возможно, мне только кажется…
Бедный Лацис, подумалось Насте теперь.
— Что же вам кажется?
Ведь не может он, в самом деле, сказать: «Вы ближайшая из фрейлин покойной императрицы, вы не можете не узнать кого-то из её детей!»
«С замиранием сердца ждал я, когда начнет расплываться в глазах матово сияющий плафон. Десять кубов помчались по моей крови прямо к сердцу, прямо к мозгу, к каждому нерву, к каждой клетке. Скоро реки моих вен понесут меня самого в ту сторону, куда устремился ты — туда, где все они сливаются с чёрной рекой Стикс…».
Трое ученых из Венесуэльского географического общества затеяли спор. Яблоком раздора стала знаменитая южноамериканская река Ориноко. Где у нее исток, а где устье? Куда она движется? Ученые — люди пылкие, неудержимые. От слов быстро перешли к делу — решили проверить все сами. А ведь могло дойти и до поножовщины. Но в пути к ним примкнули люди посторонние, со своими целями и проблемами — и завертелось… Индейцы, каторжники, плотоядные рептилии и романтические страсти превратили географическую миссию в непредсказуемый авантюрный вояж.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Как же тяжело шестнадцатилетней девушке подчиняться строгим правилам закрытой монастырской школы! Особенно если в ней бурлит кровь отца — путешественника, капитана корабля. Особенно когда отец пропал без вести в африканской экспедиции. Коллективно сочиненный гипертекстовый дамский роман.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.