Придворное общество - [57]

Поведение буржуа XIX века определялось прежде всего необходимостью профессиональной деятельности, которая требовала более или менее упорядоченного труда и высокой степени рутинизации аффектов. Манера поведения людей и их взаимное отношение формировались теперь в первую очередь исходя из требований профессии. Здесь находился центр того принуждающего воздействия, которое оказывали общественные взаимозависимости людей на отдельного человека. Тем самым изменились не только свойства и способы поведения, которые развивало общество в отдельных своих членах. Кроме этого, многое из того, что в человеческих отношениях и манерах находилось под давлением господствующих взаимозависимостей людей и получило в ancien régime весьма определенный отпечаток и детальное и тщательное оформление, попало теперь в сферу, которая более не находилась в центре того, что подлежало общественному оформлению. Для людей «хорошего общества» времен ancien régime весьма определенная чеканка, детальное и тщательное оформление, находилось теперь в сфере, которая более не располагалась в центре того, что подлежало общественному оформлению. Для людей хорошего общества времен ancien régime со вкусом устроенный дом и парк, более элегантное или, смотря по моде, более интимное украшение комнат в смысле соответствия с общественной конвенцией или, скажем, дифференциация и осуществление отношений между мужчиной и женщиной, вплоть до последних деталей, были не только охотно исполняемыми личными увеселения ми, но жизненно важными требованиями социального общения. Владение ими было условием общественного уважения, успеха в обществе, занимавшего для них место нашего профессионального успеха. Только взгляд на этих нетрудящихся, живущих за счет рент придворных людей может объяснить нам, что означает упомянутый выше раскол новой общественной жизни на профессиональную и частную сферы для облика людей позднейшего времени и для переработки наследства, доставшегося им от предшествующих веков. Почти все, что детально оформляло придворное общество XVII и XVIII веков, будь то танец, расстановка акцентов в приветствии, формы светского обхождения, картины, которыми украшали свой дом, жесты ухаживания или «утренний туалет» дамы, — все это более и более отходило теперь в сферу частной жизни. Именно в силу этого оно перестало находиться в центре тенденций, формирующих общественную жизнь. Правда, частная жизнь буржуазного человека, несомненно, не осталась в стороне от общественных принуждающих факторов. Но дающую уверенность общественную фиксацию она получала лишь как бы косвенно из той сферы, которая теперь в первую очередь тесно связывала между собой людей, — из их профессионального положения. Однако способы поведения в профессиональной жизни закреплялись теперь совершенно иначе и совершенно в иной степени, чем формы частной жизни. Именно они, прежде всего, подлежали теперь расчету, детальному оформлению и тщательной акцентировке.

Сосредоточенное вокруг двора «хорошее общество — времен ancien régime развивало, конечно, как и всякое другое общество, в принадлежащих к нему людях лишь вполне определенные аспекты из всего необозримого множества возможных человеческих черт. Составлявшие ее люди были, как и все, развиты лишь ограниченно — в своих индивидуальных рамках, но также и внутри специфических пределов и возможностей этого особенного общественного поля. Однако хоть сколько-нибудь развитых в этом смысле людей хорошее общество», как целое, охватывало одинаково непосредственно и с одинаковой интенсивностью. Люди в этом обществе жили не так, как в буржуазном. У них не было возможности, находясь по десять или двенадцать часов в день непосредственно в свете и под контролем общественности, удалиться затем в более частную сферу. В последней поведение также формируется в зависимости от правил публичной деятельности, но уже не столько всепроникающим обществом и светским общением, сколько безличным кодексом и тем, что выпадает для частного времени жизни от совести, строй которой ориентирован прежде всего на профессиональный успех и профессиональную работу.

Несомненно, разделение общественной и частной жизни проявилось уже в XVIII веке, а в слоях, не столь близких к вершине, еще раньше: однако в полном объеме оно стало возможно лишь в городском массовом обществе. Дело в том, что только здесь индивид, пока он не вступал в прямой конфликт с законом, мог избежать до известной степени общественного контроля. Во всяком случае, для людей придворного общества XVII и XVIII веков в самом широком смысле слова этого разделения еще не существовало. Успех или неудача их поведения, которые затем сказывались и в их частной жизни, решались не в профессиональной сфере: поведение их в любое время и во все дни могло оказаться решающим для их положения в обществе, могло означать успех или неудачу в обществе. А в этом смысле, следовательно, наряду с социальным контролем и формирующие тенденции также с одинаковой непосредственностью распространялись на все сферы человеческого поведения. В этом смысле такое общество охватывало входящих в него людей целиком.