Придворное общество - [55]

3. Придворная рациональность (обуздание аффектов ради определенных жизненно важных целей).

То, что «разумно», или «рационально», зависит в каждом случае от структуры общества. То, что мы на овеществляющем языке называем «разумом» или «ratio», выступает на авансцену всякий раз, когда приспособление к определенному обществу и самореализация, сохранение в рамках этого общества требуют специфической предусмотрительности и расчета, а значит, сдерживания краткосрочных индивидуальных аффектов. «Калькулирующий» расчет или рациональность составляет только особый случай более обширного феномена. То, что рациональность характерна не только для буржуазного человека западной культуры, показал Макс Вебер в своих статьях по социологии религии. Но никто до сих пор еще не подчеркивал достаточно внятно, что и на самом Западе наряду с буржуазной, капиталистической рациональностью существовали и, конечно, существуют и другие типы рациональности, рожденные другими факторами общественной необходимости.

С одним из этих небуржуазных типов рациональности мы сталкиваемся при исследовании королевского двора. До сих пор мы уже привели целый ряд примеров специфической придворной рациональности: точный расчет меры и характера украшения, подобающего дому, структура процедуры «утреннего туалета короля» и организации этикета вообще, самообладание короля в общении с Сен-Симоном в рамках «вечернего туалета короля» и т. д.[106]

Нетрудно понять, почему этот пункт становится жизненно важным для придворных людей: трудно рассчитать дозировку для демонстрации аффекта. Она раскрывает подлинные чувства человека в такой степени, которая, будучи не рассчитана, может быть вредной; она может подбросить козыри в руки конкурентов в борьбе за королевскую милость и престиж. Демонстрация аффекта есть, наконец, и знак поражения; оказаться именно в этом положении больше всего боится придворный человек. Конкуренция в придворной жизни вынуждает, таким образом, к обузданию аффектов в пользу тщательно рассчитанной и детально выверенной в оттенках позиции в обхождении с людьми. Структура фигураций, структура социального общения членов этого общества оставляла лишь сравнительно мало свободного места для спонтанного проявления чувств. Чтобы сделать жизнь, т. е. общение, предсказуемым, люди пользовались, как было показано выше, средством, совершенно аналогичным тому, к какому прибегает экономическое общество, когда хочет сделать предсказуемым производственный процесс. Последний не отдавали на откуп обычному ходу дел, во власть случая или прихоти индивидов. Его делали независимым от меняющихся индивидуальностей и колебаний их конкретных частных отношений — его до мелочей организовывали и подразделяли на частные процессы. Благодаря такой организации он становился обозримым; поскольку все происходило всегда одним и тем же образом, независимо от колебаний индивидуальности, весь процесс стал заранее предсказуемым. Благодаря подразделению на частные процессы стало возможно точно установить в капиталистическом обществе денежную стоимость, в придворном обществе — престижевую стоимость каждого шага. Интенсивная подробная проработка этикета, церемониала, вкуса, одежды, манеры держать себя и даже беседы выполняла ту же самую функцию. Каждая деталь была здесь всегда готовым к употреблению инструментом в борьбе за престиж. Детальная организация формы служила не только для демонстративного представления себя и для захвата статуса и власти друг у друга, но и для мысленного распределения и соблюдения дистанций с внешним миром и внутри своего круга.

Буржуазная, индустриальная рациональность формируется под давлением экономической интеграции и делает предсказуемыми возможности увеличения власти человека — в первую очередь посредством частного или общественного капитала. Придворная рациональность формируется под давлением светской интеграции; благодаря ей становятся предсказуемыми в первую очередь люди и возможности сохранения и повышения престижа как инструменты власти.

16.

Обнаруживающееся здесь соотношение структуры общества и структуры личности имеет далеко идущие последствия: Например, стиль в искусстве, который мы называем «классицизмом», является выражением той же самой жизненной позиции. Мы вновь встречаем здесь точное, ясное и хладнокровное подразделение всех деталей структуры, тщательный расчет эффекта и престижа, отсутствие каких-либо непредусмотренных украшений, какого-либо места для несдержанного проявления чувств. Совершенно то же можно сказать о французской классицистической драме Прежде всего, это непосредственный элемент придворно-общественной жизни, а не занятие для торжеств и праздников. Зрители сидят вместе с актерами на сцене, заполняют задний план и кулисы. То, что затем декламируют среди них, являет ту же размеренность, ту же продуманность структуры, которая характерна для придворной жизни в целом. Страсти могут быть сильны; выплески страстей — под запретом. Зрителям не так уж важно содержание пьесы — ведь его почти всегда составляют давно известные сюжеты. Важна утонченность манеры, в которой действующие люди преодолевают свою судьбу, разрешают свои конфликты. Так и в жизни законодателя всех высших слоев — придворного общества — решающее значение всегда имел способ, манера, в которой человек справляется с той или иной ситуацией. Придворное общество было в значительной степени изолировано от всякого действия, которое не замыкалось бы просто на словах, а носило бы скорее характер беседы. В соответствии с этим и здесь, в классицистической драме Франции, в противоположность английской драме, изображаются не собственно действия, но беседы и декламации о действиях, которые сами по большей части скрыты от глаз зрителя.