Приднестровский беспредел - [20]
Когда шли с обеда, опять заговорили румынские минометы. Миха брел вторым. Впереди тяжело шагал Петрович. Сзади — еще человека три-четыре. Услышав знакомый свист, Миха привычно нырнул головой вниз за дерево. «Есть контакт!..» Еще в полете он услышал сильный взрыв совсем рядом. Почувствовав под животом холодную, твердую землю, Миха осторожно выглянул из-за ствола. То тут, то там с грохотом взрывались мины, расшвыривая во все стороны осколки и комья земли. Петровича нигде не было видно.
«Ебтать, да где ж он?..» — с раздражением думал Миха, внимательно осматривая пологий склон перед собой. Нигде ничего. Он оглянулся назад. «Вон Митяй… Гарун… Дегтярь… Вон Чабан… Тут, вроде, все… Блин, да куда ж Петрович подевался?..» А Петрович просто пропал. Исчез, не оставив никаких следов. «Нет, ну так же не бывает!.. Даже если бы убило, так хоть труп остался бы… или, на худой конец, обрывки, ошметки, кровь…» Миха снова тщательно оглядел каждую деталь пейзажа. «Испарился он, что ли?..»
Когда обстрел ослабел, Миха вылез из укрытия и начал методично обыскивать местность.
— Чего потерял, братуха? — нетвердым голосом спросил подошедший Митяй. За ним следом показались остальные.
— Мужики, Петровиче никто не видел?
— Нет… Не видели…
— Да куда же он, мля?..
Ополченцы рассыпались по склону. «Петрович!.. Петрович, вылазь, хорош спать!..»
Петрович не вылазил.
— Блин, ну нормальная херня! — раздраженно рявкнул Миха. — Петрович, где ты? Пет… — он сразу же узнал эту старенькую выгоревшую пилотку без звездочки, болтавшуюся на ветке. «Мама моя…»
В молодой реденькой траве у дерева был выжжен большой черный круг. Землю в этом круге покрывала… — Миху немедленно вырвало — землю покрывало то, что осталось от Петровича. Не куски, даже не кусочки, — пыль, мельчайшая кровавая пыль, бриллиантово переливавшаяся на солнце, сладко пахнувшая смертью…
Рядом вырвало Митяя.
— Прямое попадание, — сообщил спокойный как матрас Чабан. — А потом гранаты в «лифчике» сдетонировали… Вонять будет — мраки… И не соберешь ведь!..
Ему никто не ответил. Гарун с Дегтярем торопливо устремились к окопу, подальше от этого кошмара, за ними, пошатываясь, побрел белый, как простыня, Митяй. Следом за Митяем угреб Чабан, равнодушно матерясь себе под нос.
Миха — остался. Пересиливая себя, он присел на корточки над останками Петровича и закурил. Ему было плохо, страшно и противно, но он сидел, покачиваясь, с отвращением тянул сигарету и заставлял себя внимательно разглядывать то, что было перед ним. Он ненавидел запах крови, но тем не менее втягивал и втягивал его ноздрями, пил, глотал, борясь со спазмами в обезумевшем желудке.
Вся штука была в том, чтобы привыкнуть, притерпеться к этому ужасу. «Мы боимся этого, потому что представляем себя в таком виде… и потому что человеческая жизнь еще что-то значит для нас… У меня этого не должно быть. Я — солдат…» В глазах поплыли оранжевые искорки. «Смотри, сука… Любуйся… Ты должен уметь смотреть на это спокойно…»
Потом Миха вспомнил Петровича. «Вот ты, засранец, и отвоевался… Добродушный пугливый старпер с теплыми носочками в „сидоре“…»
Сигарета закончилась. Он в последний раз затянулся, отбросил окурок и продолжал смотреть.
Сегодня румыны поперли в атаку днем. Миха, который ориентировался на поле боя уже гораздо лучше, чем вначале, внимательно и даже с каким-то нездоровым интересом наблюдал из-за бруствера за их передвижениями. Оказалось, что он научился просчитывать действия противника на пару ходов вперед. Тем более, что тактика румынов из боя в бой оставалась практически неизменной. Пехота, как правило, редко двигалась в лоб, через персиковый сад, своим ходом: пространство между деревьями давным-давно было заминировано и сепаратистами, и румынами вдоль и поперек, заминировано совершенно бестолково, часто по тяжелому пьяному делу. Поэтому соваться в сад пехом рисковали только диверсанты — вроде «скорпионов» или «бурундуков» — или снайпера. Обычно прямо, между деревьями, или с левого фланга, из-за сада выруливали бэтээры, на бешеной скорости мчавшиеся к окопам ополченцев и в нескольких десятках метров сбрасывавшие десант. Справа, на поле, отлично подходившем для атак тяжелой гусеничной бронетехники, действовал чертов танк, который никак не удавалось подбить. Все это поддерживалось огнем минометов, пушек и сопровождалось совершенно бестолково запускаемыми с того берега ракетами «алазань».
Постоянные атаки противника были обычными и естественными в эти дни, дни начального периода войны, когда румыны, уверенные в своей конечной победе и абсолютном военном превосходстве, предпринимали атаку за атакой с целью расчленить и полностью завоевать Приднестровье, уничтожив Приднестровскую Молдавскую республику как таковую. Надо было остановить наступление румын и в бесконечной окопной войне измотать их, заставить растратить попусту свой потенциал нападения, приучить противника к «непроходимости» пэмээровских линий обороны.
Впрочем, сегодня атака румын развивалась немного по-другому. Дело в том, что в самый разгар боя окопы ополченцев атаковали невесть откуда взявшиеся румынские бээмпэшки. (Как предполагал Миха, подошедшие к линии огня через наведенную через Днестр понтонную переправу.) Бээмпэшки, стреляя из пушек, на полном ходу перескочили через линию окопов и продолжали двигаться в сторону шоссе Рыбница-Дубоссары. Приднестровский танк, слишком далеко выдвинувшийся вперед, получил несколько попаданий в лоб и попытался отойти. Но скомплектованный из ополченцев экипаж, не имея достаточного боевого опыта, сделал большую ошибку: отступая, танк для скорости повернулся к противнику тылом, продолжая отстреливаться из развернутой башни. Буквально через пару минут снаряд ближайшей бээмпэшки угодил ему в баки. Танк вспыхнул и остановился. Румыны тут же перебросили огонь на выезжающие из Марьиной рощи бэтээры приднестровцев.
Книга молодого писателя Валерия Примоста — это плод его личного опыта и мучительных раздумий. Она повествует о жизни солдата в Забайкальском военном округе серединиы восьмидесятых, о давящем человеческие судьбы армейском механизме. Это обнаженный до крика рассказ о том, чего не может быть между людьми, о том, какая хрупкая грань отделяет человека от нечеловека, от человека, превратившегося в одноклеточное либо в хищного зверя.
«…Никак не могу поверить, что эти четыре года уже закончились, закончились навсегда, что никогда мне не носить х/б и курсантских погон, что всё это безумие уже позади. Я свободен! Свободен! Я сам себе хозяимн! И в моей жизни никогда больше не появятся огромные гулкие помещения казарм, и отрывистый лай команд, и сверкающие полы ненавистного туалета, и красный свет гауптвахты… Ничего этого уже не будет. Никогда. И ещё. В моей жизни никогда больше не будет Джафара. Что может быть лучше в подлунном мире?».
Требуется вычитка, желательна сверка с бумагой — много ошибок OCR, вычитано глава 6–9.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.