Приди, весна - [21]

Она заставила себя думать об огне, о том, чтобы согреться и поесть. Бак Скотт отодвинулся от нее, и она почувствовала, что ей не хватает его тепла. Он спешился и, на секунду застыв на месте, с угрозой посмотрел на нее.

– Не вздумай убегать, – предупредил он.

– Зачем же мне это делать, когда мы приехали в такой очаровательный домик?

Как ни странно, это замечание задело Бака. Она поняла это по тому, как он сжал челюсти, как посмотрел на жалкую хижину, потом на нее и наконец уставился в землю. Аннике и в голову не могло прийти, что ее мнение может что-то для него значить. Выходит, это был его дом? И это было все, что он мог предложить Алисе Соумс? Внезапно ей стало предельно ясно, почему женщина обманула его. Настоящая Алиса Соумс, едва увидев Бака Скотта, изменила свое решение.

Не говоря ни слова, он отвернулся и начал разгружать мулов, складывая поклажу на усыпанном снегом дворе. Затем похлопал каждого мула по крупу, и они потрусили к наполненному зерном корыту, стоявшему под навесом односкатной крыши сарайчика, пристроенного к дому.

Бак вернулся к лошади и потянулся за Анникой. Прежде чем она успела возразить, что сама в состоянии слезть с лошади, он обхватил ее за талию, снял с лошади и поставил на землю. Колени у нее подогнулись, и она едва не упала.

Бак поймал ее за талию и поддержал, пока она не восстановила равновесие. Анника сделала слабую попытку сбросить его руки.

– Отпустите меня, – потребовала она.

– Ты не упадешь?

– Нет.

– Ты уверена?

– Отпустите меня или я закричу.

Он склонил голову набок.

– Зачем?

– Позову на помощь, вот зачем. Или здесь все такие же сумасшедшие, как вы?

В нем мгновенно произошла перемена. Лицо стало пунцовым, потом побелело. Он уставился на Аннику, и этот взгляд был таким же грозным, как покрытые снегом горные вершины, окружавшие долину. На секунду ей показалось, что он ударит ее, но он отвернулся и направился к хижине, даже не оглянувшись, чтобы проверить, идет ли она за ним.

После всего того, через что он заставил ее пройти за последние полтора дня, Анника считала, что ее уже ничем не удивишь. Она была убеждена, что, когда дверь хижины откроется, перед ее глазами предстанет какая-нибудь адская картина.

Ступая по нетронутому снегу, чувствуя, как белые хлопья ложатся на ее некогда блестящие туфли и тают на щиколотках, Анника снова подумала об Эсмеральде. Она вот-вот войдет в колокольню. Воображение ее разыгралось не на шутку, и впервые за всю свою жизнь она пожалела, что была таким неутомимым читателем.

Бак Скотт скрылся внутри с ее саквояжем и ящиком для письменных принадлежностей. Дверь была распахнута. Аннике был виден лишь край грубого стола. Пол казался слоем утрамбованной грязи. Она услышала негромкие голоса, доносившиеся изнутри, и не знала, радоваться ей или печалиться тому, что здесь есть еще люди кроме нее и Бака Скотта.

Испуганная, но в то же время полная любопытства Анника поправила пестрое одеяло, в которое завернулась. Оно намокло от падающего снега и лежало у нее на плечах тяжелым грузом, словно ее судьба. Анника сбросила его с головы и расправила на плечах. Ее чудесная атласная накидка была безнадежно испорчена. Вся в пятнах от воды, она потеряла форму и сморщилась как вареный лист шпината. Стараясь не слишком расстраиваться из-за этого, Анника заставила себя двигаться вперед. Она еле переставляла ноги, но не от усталости, а от страха. Дойдя до двери, она не сразу вошла внутрь, а какое-то время стояла, глядя в изумлении на то, что предстало ее глазам, как глядят на картину в музее. Она успела миллион раз представить, что может происходить в бревенчатой хижине, но действительность не шла ни в какое сравнение с тем, что рисовало ей воображение.

Бак разговаривал с бородатым стариком, сидевшим на стуле с прямой спинкой. Мужчины не заметили ее, занятые взаимными приветствиями.

Лицо старика сплошь заросло щетиной. Похоже, он не брился несколько дней, а может, и несколько лет. Длинная седая борода спускалась до середины груди, кончаясь как раз над выдающимся вперед животом. Щеки у него были красными, но Анника, конечно, не могла определить, по какой причине: то ли от жары, то ли от холода, а может, и от слишком обильных возлияний.

Одежда старика, сшитая вручную из оленьих шкур и шерсти, мало чем отличалась от одежды Бака. На ногах вместо мокасин были поношенные коричневые сапоги.

– Ну, как дела, Тед? – спросил Бак.

– Не знаю, как ты со всем справляешься, – старик вздохнул. – Не удивительно, что тебе понадобилась жена. Я бы ни за что не выдержал, если бы это продолжалось изо дня в день. После твоего отъезда я ни разу не поспал как следует.

– Когда я уезжал, все было спокойно, – заметил Бак.

– Так было недолго, – фыркнул Тед.

Анника проследила направление их взгляда и чуть не вскрикнула, увидев предмет их обсуждения.

Маленькая девочка, не старше трех с половиной лет, одетая в какое-то подобие платья, сшитое из мешковины, сидела привязанная к стулу и, не обращая на мужчин никакого внимания, с удовольствием давила на столе вареные бобы. Ее лицо и светлые, как решила Анника, волосы были вымазаны бобовой смесью. Бобы были повсюду – на ребенке, на столе, на стуле, на грязном полу. Не обращая внимания на взрослых, ребенок счастливо играл, время от времени запихивая горсть бобов в рот.