Причеши меня - [96]
Важно: триггер — это не просто когда что-то «раздражает в книге». Так называют настоящий дискомфорт, с трудом подавляемую агрессию, обиду, желание сбежать или найти автора и обидеть его посильнее. И отмечать в себе эти триггеры — нормально, даже если это «всего-то книжка». Масштабные они или маленькие, это отголосок сомнений и блоков, часть восприятия, крик чувства справедливости. Но, повторюсь, речь далеко не всегда о вещах по-настоящему жестоких, несправедливых и страшных вроде педофилии, массовых убийств, киднеппинга и пыток.
Иногда все куда безобиднее: в книжных триггерах проявляет себя наша Тень. Это юнгианский архетип, грань личности, отражающая все черты, мысли, обиды и желания, которые сознательная часть нашего «я» старательно пихает поглубже. Поскольку Тень обычно здорово им подавлена, затюкана его вечным «Нужно вести себя так, а этак вести себя не надо!», она рада любой подкормке. Чужие персонажи, абстрактные ситуации, иные миры, неозвученные подтексты — перекус более чем сытный.
Если вдруг вы сейчас решили сжечь очередную книгу-триггер или забросить в долгий ящик непростую идею, пожалуйста, остановитесь. Тень не мистер Хайд, а, скорее, большой черный пес, который мог бы быть нам другом, но которого мы боимся и не пускаем в дом. Примерно как Гарри Поттер в начале третьей книги боялся Сириуса Блэка, принимая его за гримма. В Тени могут прятаться (и у большинства людей так и есть) вовсе не какие-то деструктивные наклонности, а вполне безобидные и даже хорошие вещи вроде черного юмора, творческой жилки, желания быть свободным и погромче говорить о себе. Это Тень топает ножкой и вопрошает: «Принц Ино не хочет сидеть на троне и тащить на себе страну — и свалил в пираты! А мне так почему нельзя?»
Кто-то избегает своих триггеров, например, не читая литературу определенной тематики. Кто-то включает защитный сценарий: «Раскритикую и буду отрицать, обесценю всякую важность того, что написано на этих страницах, а персонажа обзову инфантильным козлом». Кто-то берет подобные тексты, только когда требуется встряска или когда действительно готов что-то отрефлексировать. Но на все сто процентов деться от триггеров некуда. Они далеко не всегда считываются по аннотации. И на первых страницах ознакомительного фрагмента сюрприз может не ждать, а выскочить из кустов потом, вместо рояля. А еще все мы разные, и триггер читателя может автором восприниматься спокойно. Те эмоциональные гадости, которые люди находят в моих книгах, почти всегда для меня открытие. Саму меня в своих текстах воротит от совершенно другого.
Кстати, это тоже важно: триггеры лучше прорабатывать, потому что иногда они поджидают нас в нашей собственной книге. И пока мы будем чего-то бояться, от чего-то мучиться, что-то не пускать в сознание или прятать за разнообразными когнитивными искажениями, нам не откроется довольно большой пласт важных, сложных тем, образов и взаимодействий. Возможно, наше творчество прекрасно проживет без них. Но все будет очень сложно, если однажды триггер явится неожиданно, в самом разгаре работы над очередным текстом.
Когда я замечаю за собой слишком бурную — негативную, болезненную, необъективную и так далее — реакцию на определенные вещи в книгах, то стараюсь честно говорить с собой и задавать вопрос, чем это вызвано. Ответы бывают разные — от простых («Автор слишком близок к правде, от которой мне грустно»; «Вот этого я очень боюсь»; «Плавали в таком опыте, знаем, и хватит») до довольно заковыристых («Я бы никогда так не поступила, потому что в моем понимании это подлость»; «Я хочу делать, жить, думать так же, но по определенным причинам не могу себе позволить, а они почему могут?»). Что это влечет? Обычно открытие новых граней себя. А если триггеры со мной годами и не поддаются корректировке — катарсис, одна из главных причин, почему искусство существует. Когда мы смотрим в глаза своей Тени, мы делаем шаг вперед, и это касается не только книг.
Приложение 1. Чек-лист причесанного пса текста
Как остановиться? Когда хватит? Где должна закончиться беспощадная редактура? Если вы тоже беспомощны перед этими вопросами, идите, обниму.
Только недавно, в который раз осознав, как удобно быть книжной химерой — наполовину редактором, наполовину автором, — я поняла простое различие между ними. Первому оно позволяет причесывать книгу достаточно шустро (в среднем литред работает с чужим текстом не больше месяца[34]), а второго заставляет сидеть над готовым романом полгода, год, несколько лет. Редактор руководствуется в работе простой установкой «нужно сделать качественно», которая складывается из четких критериев: грамотности, отсутствия нестыковок и провалов, смысловой завершенности — в общем, всего, что мы изучили выше. Установка автора другая, звучит она примерно как «хочу, чтобы было о-го-го!». Но проблема в следующем: как «о-го-го» выглядит, автор может и не знать. И пока он этого не поймет, он вряд ли оставит текст в покое.
Мы можем долго и тщетно искать верные образы, слова или даже просто тон. Мы можем зависеть от стороннего мнения: попадется текст на глаза кому-нибудь из окружения, или просто читателю в Сети, или потенциальному издателю — и он сказанет такое, после чего вся наша уверенность в работе пошатнется, и очнемся мы, переписывая роман с нуля. Мы можем прямо во время саморедактуры случайно взять в руки книгу, которая покажется настолько восхитительной, что наши собственные потуги… м-да, в общем, плохо все с ними (и с нами). Мы можем объективно понимать, что текст хорош, но так же ясно осознавать: нам все равно не нравится. Универсального решения у проблемы нет, но есть интересный парадокс.
Дом Солнца окутала тьма: царь его сам шагнул в пламя и отдал пламени всю свою семью. Мертв и величайший царев воевода, не вырвавшийся из клубка придворных распрей. Новому правителю не остановить Смуту и Интервенцию; всё ближе Самозванка – невеста Лунного королевича, ведущая армию крылатых людоедов. Ища спасения, он обращается к наёмникам Свергенхайма – Пустоши Ледяных Вулканов. Их лидер вот-вот ступит на Солнечные земли, чтобы с племянником нового государя возглавить ополчение. Но молодые полководцы не знают: в войне не будет победителя, а враг – не в рядах Лунной армии.
Австрия, 1755 год. Императрица Мария Терезия бьётся за то, чтобы жизнь подданных стала благополучнее и безопаснее, а свет Науки и Справедливости достиг каждого уголка страны. Но земли Габсбургов огромны: где-то не стихают бунты, а где-то оживают легенды и сама ночь несёт страх. Когда в отдалённой провинции начинаются странные смерти, в которых местные жители винят вампиров, императрица отправляет проводить расследование Герарда ван Свитена – врача, блестящего учёного и противника оккультизма. И Мария Терезия, и доктор настроены скептично и считают происходящее лишь следствием суеверий и политических интриг.
1870 год, Калифорния. В окрестностях Оровилла, городка на угасающем золотом прииске, убита девушка. И лишь ветхие дома индейцев, покинутые много лет назад, видели, как пролилась ее кровь. Ни обезумевший жених покойной, ни мрачный пастор, слышавший ее последнюю исповедь, ни прибывший в город загадочный иллюзионист не могут помочь шерифу в расследовании. А сама Джейн Бёрнфилд была не той, кем притворялась. Ее тайны опасны. И опасность ближе, чем кажется. Но ответы – на заросшей тропе. Сестра убитой вот-вот шагнет в черный омут, чтобы их найти.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.
Лаконичное и обманчиво простое руководство по писательскому мастерству, которое научит видеть и чувствовать определенные элементы прозаического текста, техники и режимы повествования; различать эти элементы, чтобы эффективно использовать их и оттачивать мастерство. Каждая глава включает примеры из мировой классики с остроумными комментариями Урсулы Ле Гуин и упражнения, которые можно выполнять в одиночку или в группе. Все упражнения тренируют основные элементы нарратива: как рассказывается история, что движет ее вперед, а что тормозит. На русском языке публикуется впервые.
Внутренняя сила скрыта в каждом из нас, нужно лишь осознать это. В этой книге потомственный шаман-тольтек дон Хосе Руис делится историями, практиками и медитациями, которые помогут раскрыть свой природный потенциал и выйти на новый уровень самопознания и жизни.
В своей новой книге Дмитрий Горелышев дает аналитические и раскрепощающие упражнения для рисования набросков с фигуры, рекомендации по организации личной практики, а также ответы на наиболее часто задаваемые вопросы. Эти упражнения помогут как начинающим рисовальщикам, будь то иллюстраторы, художники-любители или студенты художественных вузов, так и профессиональным художникам разнообразить практику рисования человека, сделать ее по-настоящему увлекательной и полезной.
Авторская методика Александра Рыжкина из 6 этапов, основанная на двадцатилетнем опыте преподавания, — уникальное прикладное пособие для всех, кто хочет овладеть навыками академического рисунка головы человека. С помощью пошаговых указаний и подробных пояснений вы добьетесь искусного исполнения, глубины, цельности и выразительности рисунка в своих работах.