Причеши меня - [54]
• Находится под веществами, алкоголем или действием чар — два. Здесь примерно то же. И никому не хочу ничего навязывать, но, если ваш персонаж вечно в таком состоянии, восприниматься это может тяжеловато. Да и выглядит: а) подозрительно, б) опасно с точки зрения законов РФ. Опять же, классический пример такого нарратива — это «Страх и ненависть в Лас-Вегасе». Многие считают: чтобы воспринимать такой контент, нужно самому достигнуть кондиции героев. Я бы не советовала.
• Ребенок — три. Переходим к более неочевидным штукам. Здесь ненадежность рассказчика может объясняться по-разному: от нехватки опыта, мешающей понять, что действительно происходит вокруг (вспоминаем «Неживого зверя» Тэффи, где семья распадается у героини на глазах), до магического мышления, при котором ребенок вполне может иметь воображаемых друзей или общаться с феями (вспоминаем «Не заглядывай под кровать»). А еще эти факторы нередко сочетаются — магическая картина мира дополняет реалистическую: а) от неведения и б) как защитная реакция на некое ужасное событие. Например, ребенок из моей книги «Чудо, Тайна и Авторитет» (на ней мы будем учиться собирать матчасть в следующей главе) подвергается насилию, но его сознание облекает этот травматичный опыт в форму кошмарных видений, где его преследует не человек, а чудовищный Змей.
• Если мы пишем сагу или эпический роман, со временем такой режим повествования может меняться: герой взрослеет и начинает видеть мир иначе. Но может и нет, если магическое восприятие мира остается с ним и влияет на его взрослую жизнь. Артур Конан Дойл, например, верил в фей и духов до самой смерти, а по некоторым предположениям, и видел их. Таким образом мы и выводим четвертый вариант ненадежного рассказчика — человека, для которого мир всегда пронизан магией, у всего есть вторая ипостась, а сны и сказки сбываются. Привет, Якоб Бах из «Детей моих» Гузели Яхиной, Людвиг ван Бетховен из моего романа «Письма к Безымянной». Этот вариант — один из самых неочевидных хотя бы потому, что грань между безумием и вполне осознанным желанием (или способностью?) видеть мир так довольно тонкая.
• Пятый вариант — когда рассказчик не располагает полной информацией. Например, сидит в тюрьме все время уличных боев в своем городе и пытается описывать их, видя лишь то, что доступно его взгляду через решетку на окне. Или вот: потерянная девочка Хантер Дарлинг, попав в волшебный город Невертаун и подружившись с Питером Пэном, оказывается в изоляции от всех прочих обитателей этого странного места. Ей знакома только Высота — группа небоскребов, на которых живет Потерянная банда. Она смотрит на все глазами этих диких детей. Она не видела ни одного пирата и слышит только об их зверствах, она представления не имеет о том, почему Питера Пэна боятся, ведь ей он показывает себя только с лучшей стороны. Так и получается, что ее картина мира отличается от картины мира майора Крюка — бывшего военного, агента ФБР и очень хорошего стратега, привыкшего анализировать поведение всех сторон конфликта. Правда, Крюк немного сумасшедший… но это уже совсем другая история.
• Как в связке с предыдущим фактором, так и отдельно от него может работать еще один — предвзятость. Тот случай, когда к одним сторонам конфликта рассказчик относится безусловно хорошо, а к другим — безусловно плохо. В принципе, это самый частый и естественный вариант искажения объективной реальности. Мы видим его каждый день в разных масштабах — от геополитики до книжных отзывов. Вовремя выбрать свою сторону совершенно нормально и, как правило, важно: само наличие у нас ценностей, опыта и интересов толкает к тому, чтобы сполна реализовать социальный инстинкт «свои — чужие». Но держать в голове сам факт, что мир не черно-белый, необходимо. Правда ли, дружочек Дики из «Тайной истории», твои друзья так уж идеальны, а Банни — такой урод? Предвзятость может возникать как раз таки от недостатка информации. Но может — и от причин абсолютно других. Отчаяние, надежда, гнев, страх мешают нам трезво анализировать информацию совершенно прозрачную и доступную. Любые сильные чувства отнимают у рассказчика надежность. Влюбленный, говорящий о любимом, точно что-то утрирует или опускает. Враг, говорящий о враге, — тоже. Так и получается грустная правда: в минуты и часы сильных эмоций ненадежными становятся все рассказчики. Даже разведчики и хирурги. Порой — особенно они.
• Еще один вариант — когда рассказчик не может о чем-то говорить объективно, потому что у него нет релевантного опыта. Делая рассказчиком андроида, оказавшегося в кругу людей (как в «Кларе и Солнце» Исигуро), марсианина, попавшего на Землю (как в «Бетономешалке» Брэдбери), или бедолагу, угодившую заживо в посмертье (как в «Милых костях» Сиболд), вы обрекаете его повествование на некие искажения. Как минимум пока он этот опыт не приобретет.
• Тот самый вариант, когда герой лжет или привирает. Его мы тоже можем рассмотреть с двух сторон. Первая важна приверженцам концепции «живых персонажей». Если вы — как я, например, — верите, что ваши книжные герои живут не в вашей голове, а в других мирах
Дом Солнца окутала тьма: царь его сам шагнул в пламя и отдал пламени всю свою семью. Мертв и величайший царев воевода, не вырвавшийся из клубка придворных распрей. Новому правителю не остановить Смуту и Интервенцию; всё ближе Самозванка – невеста Лунного королевича, ведущая армию крылатых людоедов. Ища спасения, он обращается к наёмникам Свергенхайма – Пустоши Ледяных Вулканов. Их лидер вот-вот ступит на Солнечные земли, чтобы с племянником нового государя возглавить ополчение. Но молодые полководцы не знают: в войне не будет победителя, а враг – не в рядах Лунной армии.
1870 год, Калифорния. В окрестностях Оровилла, городка на угасающем золотом прииске, убита девушка. И лишь ветхие дома индейцев, покинутые много лет назад, видели, как пролилась ее кровь. Ни обезумевший жених покойной, ни мрачный пастор, слышавший ее последнюю исповедь, ни прибывший в город загадочный иллюзионист не могут помочь шерифу в расследовании. А сама Джейн Бёрнфилд была не той, кем притворялась. Ее тайны опасны. И опасность ближе, чем кажется. Но ответы – на заросшей тропе. Сестра убитой вот-вот шагнет в черный омут, чтобы их найти.
Австрия, 1755 год. Императрица Мария Терезия бьётся за то, чтобы жизнь подданных стала благополучнее и безопаснее, а свет Науки и Справедливости достиг каждого уголка страны. Но земли Габсбургов огромны: где-то не стихают бунты, а где-то оживают легенды и сама ночь несёт страх. Когда в отдалённой провинции начинаются странные смерти, в которых местные жители винят вампиров, императрица отправляет проводить расследование Герарда ван Свитена – врача, блестящего учёного и противника оккультизма. И Мария Терезия, и доктор настроены скептично и считают происходящее лишь следствием суеверий и политических интриг.
Талантливый драматург, романист, эссеист и поэт Оскар Уайльд был блестящим собеседником, о чем свидетельствовали многие его современники, и обладал неподражаемым чувством юмора, которое не изменило ему даже в самый тяжелый период жизни, когда он оказался в тюрьме. Мерлин Холланд, внук и биограф Уайльда, воссоздает стиль общения своего гениального деда так убедительно, как если бы побеседовал с ним на самом деле. С предисловием актера, режиссера и писателя Саймона Кэллоу, командора ордена Британской империи.* * * «Жизнь Оскара Уайльда имеет все признаки фейерверка: сначала возбужденное ожидание, затем эффектное шоу, потом оглушительный взрыв, падение — и тишина.
Проза И. А. Бунина представлена в монографии как художественно-философское единство. Исследуются онтология и аксиология бунинского мира. Произведения художника рассматриваются в диалогах с русской классикой, в многообразии жанровых и повествовательных стратегий. Книга предназначена для научного гуманитарного сообщества и для всех, интересующихся творчеством И. А. Бунина и русской литературой.
Владимир Сорокин — один из самых ярких представителей русского постмодернизма, тексты которого часто вызывают бурную читательскую и критическую реакцию из-за обилия обеденной лексики, сцен секса и насилия. В своей монографии немецкий русист Дирк Уффельманн впервые анализирует все основные произведения Владимира Сорокина — от «Очереди» и «Романа» до «Метели» и «Теллурии». Автор показывает, как, черпая сюжеты из русской классики XIX века и соцреализма, обращаясь к популярной культуре и националистической риторике, Сорокин остается верен установке на расщепление чужих дискурсов.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.
Лаконичное и обманчиво простое руководство по писательскому мастерству, которое научит видеть и чувствовать определенные элементы прозаического текста, техники и режимы повествования; различать эти элементы, чтобы эффективно использовать их и оттачивать мастерство. Каждая глава включает примеры из мировой классики с остроумными комментариями Урсулы Ле Гуин и упражнения, которые можно выполнять в одиночку или в группе. Все упражнения тренируют основные элементы нарратива: как рассказывается история, что движет ее вперед, а что тормозит. На русском языке публикуется впервые.
Внутренняя сила скрыта в каждом из нас, нужно лишь осознать это. В этой книге потомственный шаман-тольтек дон Хосе Руис делится историями, практиками и медитациями, которые помогут раскрыть свой природный потенциал и выйти на новый уровень самопознания и жизни.
В своей новой книге Дмитрий Горелышев дает аналитические и раскрепощающие упражнения для рисования набросков с фигуры, рекомендации по организации личной практики, а также ответы на наиболее часто задаваемые вопросы. Эти упражнения помогут как начинающим рисовальщикам, будь то иллюстраторы, художники-любители или студенты художественных вузов, так и профессиональным художникам разнообразить практику рисования человека, сделать ее по-настоящему увлекательной и полезной.
Авторская методика Александра Рыжкина из 6 этапов, основанная на двадцатилетнем опыте преподавания, — уникальное прикладное пособие для всех, кто хочет овладеть навыками академического рисунка головы человека. С помощью пошаговых указаний и подробных пояснений вы добьетесь искусного исполнения, глубины, цельности и выразительности рисунка в своих работах.