Приближение времени - [9]

они все так беспокоились и за которую преживали.

А Таня стояла и улыбалась бедной улыбкой больного

человека. Ее красивые большие зеленоватые глаза смотрели

на мир грустью человека, постигшего край пропасти

жизни, за которой наступает небытие безмятежности

убаюкивающей фантазии. Редко, кто возвращается из

этой фантазии беспамятных грез. А кто и возвращается,

тот уже ничего не помнит, кроме самой фантазии собс твенного

музыкально – словесного сочинения, полагая

что пробудился ото сна. Но сна не было.

Были боли и страдания, перенесенные и переносимые

и остающиеся на весь оставшийся путь жизни.

28

Лишь отдаленно Таня могла рассказать, как не только

она сама, но и те врачи, профессора и медсестры, что

помогали ей снова войти в эту жизнь через страдания

плоти, когда разворот глазного яблока позволял ей

смотреть лишь внутрь себя, когда непрерывно, почти

поминутно ее опрашивали, заставляя повторять имя,

фамилию и отчество, год рождения, как все хирургическое

отделение боткинской поражалось ее жизнестойкости,

ее, чей череп во время операции складывали из мозаики

отдельных частей костной ткани. И, как уже позднее

говорила, ей мать : " Ты всегда вывырнешься из всех

обстоятельств!" Что бы это значило, она не могла понять,

даже пройдя значительную часть собственного пути

жизни. На самом же деле эта была форма зависти.

Зависти к своему собственному ребенку! Зависти, которая

лишь формально отсутствовала в материнском инстинкте.

Зависти, которой ни при каких обстоятельствах

не может быть. И которая была на самом деле, которая,

даже возможно осознавалась ей в тайниках собственного

я, составляя ее боль и мучение и отторжение

собственного ребенка от самой сути матери вообще ѕ

материнской любви. Считая себя обделенной в этой

внешней жизни восприятия ее радостей, она в непосредственности

собственной дочери купала зависть неосуществленной

радости жизни, жизни которую бы она

хотела начать снова, не совершая прежних ошибок, не

впадая в обстоятельства сложности жизни. Вот почему

известная басня о стрекозе заставляла ее говорить дочери

о пользе этого существа, обиженного холодом обстоятельств

жизни по ее мнению совершенно незаконно, поскольку

сам принцип труда жизни для нее существовал

как мерзкая необходимость, избежать которой и есть

прямая задача человека, призванного только радоваться

жизни. Она чувствовала непосредственность этого состояния

у своей дочери. И ей было обидно за себя, за

прожитую жизнь, в которой труд был вездеѕ и на работе,

и в семье. Труд был не счастье, но обязанность.

29

Глава XI

Одним словом, радости Тани не было конца, когда она

вошла в семью Иосифа, в семью родственников своего

отца. И внутренне и внешне она почувствовала искреннюю

привязанность к этим новым для нее людям, принявшим

и согревшим ее своим семейным теплом, которого

так не доставало ей в родном городе, в семье своего

отца и матери.

Конечно, многое в ее непосредственной жизни могло

бы быть иначе, совсем иначе. Ведь после того, когда она

вернулась домой, когда врачи даже не могли точно сказать

ее родителям, сколько времени она проживет на

этом свете, когда чувство бесконечной потери памяти,

ускользающей, скользкой как резиновая нить, охватывали

ее много раз к ряду, когда пренебрежение в семье к

ней и ее судьбе только усилилось, она неожиданно и без

оглядки на будущее дала согласие на свой брак с однокласником,

которого даже и не любила, и когда чувство

любви к своему будущему ребенку в беременности овладело

ей, она была безгранично счастлива. И часто садилась

за инструмент, отдаваясь домашней музыкальной

фразе септета.

И с этих пор муж для нее существовал как бы параллельно

в своем бытие. Тем более, что он и не проявлял

никаких интересов к семейной жизни, поняв, что это

трудно, а труд был ему не по плечу. Он был молод, а жена

тяготила. Он был молод, а женитьба для негоѕ это как

бы осуществленное пари. Пари выиграно. Смысла в семье

уже как бы и нет.

Таня и ее племянницы, дочери Иосифа, нашли язык

между собой и были близки в своих интересах. Иосиф

все свободное время проводил с ними. Ведь Львов ѕ инструмент

истории. А Иосиф прекрасно фотографировал.

Рассматривание таких фотографий доставляло всем несказанное

удовольствие, открывая вселенную архитектуры

зданий, в которой застыла музыка времени, застыли

все они сами, чтобы навсегда видеть себя молодыми.

30

Глава XII

В феврале у Тани родилась дочь. Прелестная девочка

с длинными волосами и приличным весом крупного

тельца. Сложное время новой маленькой жизни отнимало

все еще остававшиеся в ней силы. И даже когда муж

ее, не выдержав обстоятельств нового своего положения,

стал обращать внимание на других, Таня просто указала

ему на дверь, не испытывая при этом никаких чувств и,

прежде всего потому, что таких чувств у нее и быть не

могло. Они все были поглощены ее ребенком, ее Риной,

названной в честь жены Иосифа.

А ребенок заболел тяжело уже в семь недель своего

возраста. И умер бы, если бы не пенициллин. Но, оставшись

живым, навсегда сохранил в своих тканях пораженные

участки клеток, вызывая аллергию не только на

лекарства, но и животных.

Началась самостоятельная борьба за выживание матери

ѕодиночки. Родители со скромным равнодушием