При дворе герцогов Бургундских. История, политика, культура XV века - [149]
В речи 1475 г. герцог, несколько раз ссылаясь на Библию, называет себя пастырем, которого Бог предназначил для управления своим народом. Это же он делает в письме к Вольному округу Брюгге[1624]. В. Блокманс наряду с Библией (Книгой Царств) одним из источников этой идеи считает политические трактаты Кристины Пизанской, которые хранились в герцогской библиотеке не в одном экземпляре. Однако вполне возможно, что таковым являлся всё тот же перевод «Киропедии», ибо, следуя за Ксенофонтом, Васко да Лусена пишет о важной роли пастыря для управления не только стадами животных, но и сообществами людей[1625]. Осознание своей роли пастыря – одна из основных идей в политической концепции Карла Смелого[1626]. Причем репрезентация государем себя как «отца», а подданных как «детей» не является изобретением Карла. Филипп Добрый использовал эти образы, например, в случае с прощением восставших гентцев в 1453 г.[1627] Во время принесения покаяния всё теми же гентцами в 1469 г. уже Карл Смелый, прощая их за проступки, заявил: «Если вы сдержите эти обещания и захотите их исполнить и быть нашими добрыми людьми и детьми, как и надлежит быть, вы сможете получить нашу благосклонность, и мы будем вам добрым государем и архимандритом (archimandrite)»[1628]. В стремлении быть пастырем для своих подданных Карл Смелый, по всей видимости, пытался подражать Киру Великому, ибо в переводе Васко да Лусены отчетливо прослеживается мысль о необходимости взаимопонимания между государем и подданными, наличия между ними добрых взаимоотношений, что гарантирует прочность власти[1629]. «Ведь посмотрите, – пишет да Лусена, – какой государь был храбрее Александра, был более великим завоевателем, счастливее и щедрее, чем он? И тем не менее несдержанный в гордыне, резкости и жестокости, он хотел, чтобы его скорее боялись, нежели любили подданные».
В итоге он вызвал только злобу и заговоры с их стороны и в конечном счете был ими отравлен[1630]. Поэтому да Лусена призывает герцога быть добрым пастырем, править, опираясь не на страх, а на любовь подданных, залогом чего должна являться его собственная любовь к ним.
В различных выступлениях Карла Смелого можно найти многочисленные проявления этого патернализма и объяснения того, что именно он вкладывал в образ «доброго пастыря». Прежде всего – это забота о подданных. В рассматриваемых нами речах герцог многократно утверждает, что все его действия направлены на то, чтобы его подданные жили в мире, спокойствии и достатке[1631]. Иными словами, его основная цель – обеспечение общего блага.
В политической концепции Карла Смелого забота об общем благе предполагала различные проявления, главным из которых, как отмечают исследователи и как показывает политика герцога, являлось правосудие. Утверждение верховенства герцога в сфере юстиции стало важнейшим направлением внутренней политики Карла Смелого, ибо позволяло не только упрочить власть внутри государства, но и продемонстрировать независимость от французского короля[1632]. К тому же в политической мысли, в том числе бургундской, отправление правосудия считалось одной из главных функций правителя. Эту идею Карл мог уяснить из переводов Цицерона[1633] и из «Киропедии», в которой Кир Великий предстает «живым законом», правителем, старающимся сделать свое правосудие доступным всем подданным[1634]. Не ему ли подражал Карл Смелый, учредивший специальные аудиенции для отправления правосудия[1635]?
Однако в рассматриваемых выступлениях акцент делается не на этой функции государя, а на его обязанности обеспечить мир и защитить подданных от врагов. Причем для достижения этой цели ему приходится тратить денежные средства – доходы, поступающие непосредственно от его домена или наследство, оставленное его предками, – и подвергать опасности собственную жизнь[1636]. Упоминание денежных трат здесь неслучайно, ибо и канцлер Югоне, и сам Карл Смелый пытаются в своих выступлениях склонить депутатов к предоставлению очередных субсидий, которые были необходимы для продолжения активной внешней политики. Налоговый вопрос оставался камнем преткновения для бургундских герцогов. В отличие от французских королей им не удалось убедить сословия в необходимости введения постоянного налога, поэтому каждый раз приходилось доказывать, что очередная сумма, испрашиваемая властью, нужна не самому герцогу, а обществу в целом
