При дворе герцогов Бургундских. История, политика, культура XV века - [151]
Примечательно, что отсутствие системы постоянных налогов связывается как герцогами, так и другими бургундскими авторами с невозможностью содержать постоянную армию. При этом проводятся сравнения с французским королем, который постоянно имеет наготове солдат для ведения боевых действий, в том числе для борьбы с Бургундским герцогом[1653].
Достигшие апогея в правление Карла Смелого представления о герцоге как о верховном правителе начали распространяться уже при его предшественниках. Их советники умело использовали для укрепления власти своего сеньора римское право с его толкованием прав императора. Иными словами, герцога представляли как верховного властителя всех земель, делегируя ему право делать с ними всё, что он пожелает. Показательным является высказанное Филиппом Добрым во время урегулирования конфликта с Гентом требование стереть этот город с лица земли[1654], что говорит вовсе не о реальности этого намерения (абсурдность которого герцог, безусловно, понимал), сколько о его стремлении продемонстрировать свою верховную власть над графством Фландрским. Проекты разрушения города в наказание за восстание против сеньора рассматривались герцогской канцелярией и ранее, например в случае с восставшим в 1436-1438 гг. Брюгге[1655]. В обоих случаях столь кардинальному решению вопроса предпочли символическое закрытие ворот, через которые восставшие выходили на сражения с армией герцога, и право взимать с покоренного города высокие налоги. По сообщению Гийома Фийатра, сам герцог Филипп Добрый выступил против разрушения города, ибо гентцы – это его народ, и к тому же он не слышал, чтобы кто-либо разрушал свой город[1656]. Подобное решение было принято и Карлом Смелым в 1467 г. в связи с восстанием в Мехелене[1657]. Впрочем, здесь важен не тот факт, что планы жестоко покарать восставшие города остались нереализованными. Любопытна сама постановка вопроса о том, что герцог вправе сделать это. Ссылаясь на Библию и на римское право с его формулой plenitudo potestatis, средневековые мыслители, в частности французские королевские легисты, считали, что государь обладает абсолютной властью[1658]. А значит, может «искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать» (Иер. 1:10). В то же время отказ от разрушения города может рассматриваться как забота о благе подданных и государства.
Утверждение в политической мысли Бургундского государства идеи защиты государем общего блага обусловлено не только апелляциями к римскому праву с его формулой о необходимости для государя заботиться об общем благе, но также распространением при бургундском дворе идей гражданского гуманизма. Это направление утверждало образ идеального гражданина (термин, применимый, естественно, к Флорентийской республике, где зародился гражданский гуманизм), отличающегося особой общественной активностью, как на государственной службе, так и в семейных хозяйственных делах[1659]. В этом процессе особую роль играли несколько факторов: учение церкви об ответственности государя за судьбы подданных, идеи, зарождавшиеся в среде чиновников[1660], а также переводы на французский язык сочинений итальянских мыслителей и античных авторов, акцентировавших внимание на ответственности государя и всех граждан перед обществом. Среди них следует выделить переводы сочинения Цицерона «Об обязанностях», трактатов Буаноккорсо да Монтеманьо и Джованни Ауриспы. Вполне естественно, что при переводе идеи Цицерона и флорентийских авторов приспосабливались к существующей в Бургундском государстве действительности и часто приобретали совершенно иной смысл. Однако и в переработке они сохраняют первоначальную концепцию, определяя круг «обязанностей», исполнение которых правителем поддержит порядок в государстве и обеспечит благо подданных. Если говорить о главной идее, воспринятой из сочинений Цицерона, то это прежде всего положение о необходимости государя лично отправлять правосудие, которое должно быть доступно всем его подданным (добродетель справедливости)[1661]. Сочинения же итальянских гуманистов несли идею важности службы родине. Буаноккорсо представляет двух претендентов на руку Лукреции: Публия Корнелия и Гая Фламиния. Девушке предстоит выбрать более знатного, благородного. Если знатность первого состоит в происхождении, то у второго она заключается в служении государству. Автор не делает никаких выводов, предлагая читателю самому решить этот спор. Ауриспа доказывает, что из трех персонажей – Александра Македонского, Ганнибала и Сципиона Африканского – более великим следует считать последнего, ибо он сражался не для своей выгоды, а из любви к родине, для блага государства. Хотя в интерпретации Жана Миело основными становятся рыцарские добродетели и защита общего блага[1662], но идея служения государству, обществу не исчезает.
В заключение подчеркнем, что политические воззрения Карла Смелого и канцлера Югоне базировались на традиционных христианских источниках, на открываемом заново римском праве и теориях, разрабатываемых представителями итальянского Кватроченто. Большую роль в их формировании сыграли, на наш взгляд, выполненные бургундскими авторами переводы сочинений Квинта Курция и Ксенофонта, а также дидактические трактаты, написанные при дворе герцогов и предназначенные для воспитания наследника – Карла Шароле
