При дворе герцогов Бургундских. История, политика, культура XV века - [148]

. Но так как человек имеет склонность преследовать собственные цели и заботиться только о «своем», этому обществу необходим предводитель. Следуя распространенной в Средневековье теории о власти государя, Югоне отмечает, что, подобно тому, как земными делами управляет провидение, телом – душа, а голова – другими частями тела, так и государь управляет обществом[1611]. Канцлер выделяет три формы правления: политию (policie), когда власть осуществляется всем сообществом, аристократию, когда правит определенное число добродетельных людей, и царствование (regne), когда власть принадлежит только одному человеку. Выбирая из них лучшее, он останавливается на последнем, делая тот же выбор, что и Орем, но вступая в противоречие с их общим источником – Аристотелем[1612]. Ведь когда власть принадлежит многим, продолжает Югоне, они не могут согласовать свои действия, часто не в силах договориться между собой. Безусловно, с этой точки зрения единоличное правление куда более плодотворно и естественно, ибо сама природа, устанавливая такое течение вещей, которое будет наилучшим и полезным, распорядилась, чтобы везде господствовало единоначалие, – как в душе, например, где главенствует разум. Сам Всевышний, единственный создатель и правитель мира, пожелал, чтобы власть принадлежала только одному государю. История имеет немало тому примеров: многие государства, в которых не было единоличной власти, погрязли в раздорах и разногласиях, тогда как в тех, что управлялись только одним правителем, господствовал мир, согласие и порядок[1613]. Любопытно, что удостовериться в этом канцлер мог, прочитав перевод «Киропедии» Васко да Лусены, который вслед за Ксенофонтом сообщает о различных формах правления и о бедствиях, которые постигают государство, управляемое многими людьми[1614]. Говорить об этом с большой долей уверенности можно, учитывая факт личного знакомства Югоне и да Лусены и известный нам случай заимствования канцлером некой книги на латыни у португальца[1615].

Показательным моментом в этой речи канцлера стало частое употребление слова «естественно» (naturellement), как производного от слова природа (nature). Причем делает он это по отношению к власти государя. По его мнению, единоличная власть естественна, затем, повторяя ту же мысль, он говорит, что она более соотносится с природой («plus conforme a nature»)[1616]. Апелляция к природе неслучайна, ибо в XV в. особое развитие получили натуралистические идеи, зародившиеся еще в XI в. под воздействием неоплатонического наследия и распространившиеся благодаря известной Шартрской школе. То, что естественно, сообразно природе, приобретает статус аксиомы, оно – безусловно, не может быть оспорено, ведь природа воплощает божественный закон[1617]. С другой стороны, мы уже отмечали, что на воззрения канцлера сильное влияние оказала «Политика» Аристотеля. Югоне приводит доводы Стагирита о социальной природе человека, а значит, о необходимости и естественности появления государства, которое не только призвано защищать его, но и обеспечить благосостояние. Именно этой идеей естественности канцлер пытается обосновать и лучшую, по его мнению, форму правления – единоличную власть.

Отправным же моментом мировоззрения Карла Смелого было убеждение, что он обладает высшей властью над землями Бургундского дома, и она была дарована ему самим Богом. Обращаясь к депутатам штатов Фландрии в 1475 г., он, обвинив их в неповиновении его приказам, обещает, что они «будут отныне жить под его властью, как подданные под властью своего сеньора, в угоду Создателю, от которого, и не от кого иного, он держит эту сеньорию и останется государем, покуда это угодно Богу»[1618]. Эта мысль повторяется многократно в этом и других выступлениях Карла Смелого, а также в его ордонансах, особенно часто в тех из них, которые были изданы в 1473 г., т. е. до и сразу после встречи с императором Фридрихом III в Трире, на которой должна была состояться коронация Карла королевской короной. Так, в Тионвильском ордонансе, учреждавшем парламент в Мехелене (Малине), постулируется идея о государе как о наместнике Бога, призванном управлять народами для поддержания среди людей мира и согласия[1619].

Само утверждение о божественном происхождении власти государя не было новшеством и базировалось на евангельской установке – «нет власти не от Бога» (Рим. 13:1). Государя представляли как наместника Божьего на земле, что выражалось в процедуре помазания. При этом особое благословение французских монархов подтверждалось различными легендами, например, о святой ампуле, о происхождении герба с тремя лилиями, об орифламме, а также об их избранности и чудодейственных способностях[1620]. Сакрализация власти короля способствовала укреплению его положения внутри государства, давала ему преимущество перед другими крупными сеньорами. Королевские легисты обосновывали исключительное право монарха использовать в своей титулатуре формулу «милостью Божьей» (par la grace de Dieu), ибо подчеркивали, что король держит свои земли только от Бога и не ответственен ни перед одной из земных властей. Исходя из этого, французские короли пытались не допустить, чтобы другие сеньоры, их вассалы, претендовали на подобную трактовку своей власти, т. е. декларировали ее происхождение только от Бога, а следовательно, и свою ответственность лишь перед ним, отвергая тем самым вассальный долг перед королем. Подобному процессу способствовало и определенное ослабление монархии в ходе Столетней войны (особенно в правление Карла VI), когда в разных частях королевства возникали т. н. «etats princiers», обладавшие почти всеми атрибутами государства, если иметь в виду собственную административную систему, институты, зачастую копировавшие центральные институты королевства. В них взимались налоги, существовали собственные армии