При дворе герцогов Бургундских. История, политика, культура XV века - [142]

.

Назначив Жоржа Шатлена официальным историком Бургундского дома, Филипп Добрый определил ему резиденцию в графском дворце в Валансьене, центре графства Эно (Геннегау). Для хрониста, который окончательно обосновался там в 1460 г., Валансьен был благодатным местом, куда, как и в другие региональные центры, стекалась вся административная документация: приказы, ордонансы, герцогские распоряжения и письма, адресованные местным чиновникам и уведомляющие о тех или иных действиях центральных властей[1537]. Например, в хронике Шатлена часто встречаются письма, написанные от лица Филиппа Доброго или адресованные ему (письмо епископа Льежа, письмо послов Брюгге, письмо самого Филиппа Доброго к королю Карлу VII, в котором он обосновывает причины принятия дофина при его дворе[1538] и т. д.). Впрочем, для Шатлена вовсе не характерно вкрапление в текст хроники официальных документов, таких как ордонансы или договоры герцогов с другими государями, что было свойственно многим хронистам, копировавшим их без каких-либо комментариев. Подобный прием использовали (хотя и довольно редко), например, Оливье де Ла Марш или Жан Молине[1539]. С другой стороны, будучи также советником герцога, Шатлен часто находился при дворе, что означало возможность лично участвовать в обсуждении некоторых вопросов политики и управления, встречаться с другими придворными, в том числе и высокопоставленными, иметь доступ к богатейшей библиотеке, собранной герцогами Бургундскими.

Официальная хроника предполагала использование всего обширного корпуса источников. В плане использования письменных источников Шатлен чрезвычайно разнообразен. Обстоятельное исследование Г. Смоллом круга источников, которыми пользовался Шатлен, показывает, что он был знаком практически со всеми наиболее значимыми литературными произведениями средневековых авторов, начиная с Григория Турского и заканчивая Джованни Боккаччо и Жаном Шартье, большинство из которых (если не сказать все) находились в герцогской библиотеке, как, например, Большие Французские хроники[1540]. Нельзя сказать, что другие бургундские историки не использовали сочинения предшественников в работе. Даже мемуаристы черпали информацию для своих сочинений в трудах старших современников. Например, хроника Жана Шартье послужила Жаку дю Клерку источником для описания событий Столетней войны[1541], а Оливье де Ла Марш из историков, наиболее близких к его времени, наряду с Шатленом ссылается на Жана Фруассара. Впрочем, отсылки к историческим трудам других авторов встречаются довольно редко и относятся в основном к событиям весьма удаленным по времени от мемуариста. Выстраивая генеалогию сына Марии Бургундской и Максимилиана Габсбурга Филиппа Красивого, де Ла Марш в доказательство своих доводов ссылается на таких авторов, как Диодор Сицилийский, Овидий, Лукан, Саллюстий, Орозий, Тацит, а также упоминает некие «древние хроники»[1542].

Однако нас в данном случае больше интересует такой вид источников, как свидетельства современников, ибо они занимали важное место в работе практически любого историка XV в., который описывал современные ему события[1543]. Оливье де Ла Марш отмечает, что Шатлен широко использовал эти свидетельства. Описывая процесс написания хроники, он указывает на то, что Шатлен «занят тщательной работой и изучением; в своем кабинете <он> собирает многочисленные донесения, мнения, рапорты, отправленные к нему отовсюду»[1544]. Действительно, официальный историк собирал донесения отовсюду и от всех непосредственных участников событий. По-видимому, он вел обширную переписку, в том числе и с представителями бургундской элиты. Однако от последней сохранилось, вероятно, всего одно письмо – ответ Филиппа де Круа (Круи)[1545]. Содержание этого письма свидетельствует о том, что были и другие письма. Филипп де Круа описывает состояние и маневры герцогской армии под Нейсом, сообщает о посольствах, которыми обменивались противоборствующие стороны и их многочисленные посредники, а также несколько раз упоминает об уже рассказанном в предыдущих письмах[1546].

Филипп де Круа не был единственным бургундским придворным, который выступал в роли важного источника для Шатлена. Письменные отчеты об увиденном официальному историку доставляли Жан Лефевр де Сен-Реми, гербовый король ордена Золотого руна, сообщавший, в частности, о капитулах ордена (например, Шатлен упоминает некий отчет о капитуле 1461 г. в Сент-Омере[1547]), Оливье де Ла Марш, уже в прологе к мемуарам заявивший, что пишет исключительно для того, чтобы его воспоминания использовал «Великий Жорж», другой мемуарист – Жан де Энен, снабдивший Шатлена, видимо, рассказами о подавлении восстаний в Динане и Льеже[1548], и многие другие. Обладая исключительным авторитетом среди интеллектуальной и политической элиты бургундского двора, Шатлен находился в привилегированном положении. Благодаря обширным связям в среде бургундской элиты и даже шире – французской, он мог получать и устную информацию от многочисленных друзей и придворных, с которыми находился в постоянном контакте, как мы видели на примере Филиппа де Круа. Сам Шатлен многократно сообщает читателю о том, что ту или иную информацию ему предоставил сеньор де Ланнуа, Филипп По, сеньор де Ла Рош, Гийом Фийатр, второй канцлер ордена Золотого руна, сеньор де Ла Тремуй и другие, в числе которых, вероятно, был и сам герцог