При дворе герцогов Бургундских. История, политика, культура XV века - [141]
Не претендуя на системный анализ вызывающей бурные споры проблемы «бургундского протогуманизма»[1528], мы попытались показать, что бургундское общество второй половины XV в. было отнюдь не чуждо идеям, развивавшимся на территории к югу от Альп. Несомненно, они получили не такое широкое распространение, как в государствах Апеннинского полуострова, не вызывает сомнения и тот факт, что не только итальянское влияние определило новые веяния в бургундской культуре. Ее связь с ранним французским гуманизмом, сохранявшийся с конца XIV в. интерес к античности, рационализация мысли также способствовали этим изменениям. Бургундская придворная культура XV в., как и итальянская, сама оказывала влияние на культуру других европейских государств, в частности на английскую[1529]. Этот факт, а также признание того, что возрождение античной культуры шло в бургундском обществе иначе, чем в итальянских государствах, позволяет современным исследователям говорить о существовании в XV столетии двух разных культурных центров, оказывавших влияние на другие регионы[1530]. Эта концепция, не лишенная как оснований, так и недостатков (впрочем, как и приведенный выше материал), в очередной раз демонстрирует сложность вопроса о типологии бургундской культуры рассматриваемой эпохи, но в то же время отвергает традиционное представление о ней как о типичной для «осени Средневековья».
«Хроника» Жоржа Шатлена: информационная среда и проблема «заказа»[1531]
На протяжении долгого времени хронистов, составлявших т. н. «бургундскую школу»[1532], было принято упрекать в излишней тенденциозности их исторических сочинений, в чрезмерном восхвалении своих сеньоров – герцогов Бургундских. Несомненно, им была свойственна определенная «партийность» и ангажированность. Особенно ярко она проявилась в творчестве официальных историков Бургундского дома – Жоржа Шатлена и Жана Молине, которые уже благодаря самой должности были призваны отстаивать интересы своего сеньора в литературных и исторических произведениях, восхвалять его деяния. Однако было бы неосмотрительно считать, что только интересы власти и герцогский «заказ» определяли политическую позицию официальных историков и влияли на их творчество (исторические труды и многочисленные поэтические произведения). Первый официальный историк Бургундского дома Жорж Шатлен, например, в трактате «О плохо воспринятой истине» фактически обосновал особое положение интеллектуала в обществе, его творческую независимость и способность высказывать свои собственные мысли[1533]. Внимательное прочтение бургундских хроник и мемуаров позволяет, на наш взгляд, иначе посмотреть на проблему ангажированности их авторов. Об этом свидетельствуют, в частности, и недавние исследования[1534]. Увязывать политические воззрения бургундских авторов лишь с полученным от герцогской власти заказом было бы слишком односторонне не только по той причине, что подобный подход лишает самих авторов возможности высказывать собственную позицию на страницах своих сочинений. Не меньшее значение в становлении их взглядов имело то, что они творили в особой атмосфере бургундского двора, поддерживая тесные контакты друг с другом, а также с многочисленными придворными, включая представителей крупной аристократии, которые выступали в качестве источников информации для хронистов. Иными словами, некоторые исторические сочинения могут служить отчасти также источником для изучения определенного общественного мнения[1535] – позиции тех людей, той части придворного общества, воззрения которых были близки автору каждого конкретного исторического труда, что, однако, отнюдь не исключает наличие авторского суждения по тому или иному вопросу. Таким образом, определенное влияние как на самого историка, так и на его труд оказывало информационное пространство, в котором он работал: источники, которыми он пользовался, люди, с которыми он общался, события, которые происходили в каждый конкретный момент работы над тем или иным сочинением или его частью.
По степени использования различного рода источников бургундские авторы значительно различались. Те из них, кто облек свое сочинение в форму воспоминаний, больше ориентировались на лично увиденное, редко пользуясь свидетельствами других людей или официальными документами. Впрочем, их близость к придворным кругам или даже к персоне герцога, как в случае с известным мемуаристом Оливье де Да Маршем, предполагала, что авторы были весьма хорошо осведомлены обо всём, что происходило в Бургундском государстве и за его пределами. Другие – официальные историки, чья задача заключалась в описании всего, что происходило во владениях герцогов Бургундских, априори не могли довольствоваться своими собственными воспоминаниями. В их распоряжении находились многочисленные источники различного характера и происхождения, ставившие историка перед необходимостью проводить строгий отбор, ибо одной из главных задач, которую каждый хронист провозглашал в прологе к сочинению, было правдивое описание событий
