Преступники-сыщики - [79]

Прошло совсем немного времени, и однажды я прочел в газете, что мистер Чопс был представлен при дворе. Там было напечатано: «Как известно, – хотя я уже знал, что так пишут всегда, даже когда ничего не известно, – мистер Чопс – джентльмен весьма миниатюрного сложения, чей грандиозный успех во время розыгрыша последней лотереи привлек к себе повышенное внимание».

Что ж, подумал я, такова жизнь! Все получилось именно так, как он мечтал. Ему таки удалось удивить Георга Четвертого! (Я ведь, кстати, распорядился подновить ту афишу, так что теперь у карлика в руке кошель с деньгами, и он, такой важный, при мече, в туфлях с пряжками и парике с косицей в сетке, протягивает его Георгу Четвертому, а Леди-в-Страусовых-Перьях влюбляется в него.)

А тот самый Дом, о котором идет речь, – хотя и не имею чести быть знакомым с вами – я снял и целых тринадцать месяцев давал в нем «Аттракцион Магсмена» – то одно, то другое, иногда так вообще ничего особенного, но с неизменными афишами на фасаде. И однажды вечером, когда мы отыграли последний номер и публика уже разошлась – торопливая публика, доложу я вам, хотя, конечно, дождь лил будто из ведра, – я как раз решил выкурить трубку в комнате на втором этаже с окнами во двор. Со мной был тот самый молодой человек без рук, которого я подрядил на месяц (хотя он так ни разу ничего и не нарисовал, да и внимания особого к себе не привлек), как вдруг кто-то постучал в дверь.

– Эй! – говорю я своему молодому человеку, – что за дела?

Тот, почесав бровь большим пальцем ноги, ответил:

– Даже не представляю, мистер Магсмен.

Он вообще-то никогда ничего не мог представить и собеседником был скучным.

Стук не прекращался, и я, отложив в сторону трубку, взял в руки свечу, спустился вниз и открыл дверь. Выглянув на улицу, я никого не увидел, но тут же резко отпрянул, потому что кто-то ловко проскочил у меня между ног в коридор. Это был мистер Чопс!

– Магсмен, – сказал он, – возьми меня на прежних условиях, я на все согласен. Ну же, скажи, что берешь!

Я изрядно опешил, но ответил:

– Беру, сэр.

– А я принимаю твое предложение! По рукам! – промолвил он. – У тебя, случайно, не осталось, чем поужинать?

Помня о том, какими забористыми винами мы угощались тогда в Пэлл-Мэлл, я пришел в смущение, поскольку мог предложить ему лишь холодные колбаски да джин с водой; но он не обиделся и щедро воздал должное и тому, и другому; стул он использовал вместо стола, а сам уселся на маленькую табуреточку, как в прежние времена. Я же до сих пор пребывал в некотором замешательстве.

И только после того, как он расправился с колбасками (говяжьи, замечу я вам, и не меньше двух фунтов с четвертью), вся его мудрость вновь выступила наружу, словно испарина.

– Магсмен, – сказал он, – ты только взгляни на меня! Ты видишь перед собой человека, который как вошел в общество, так и вышел из него.

– Вот как! Значит, вы таки вышли оттуда, мистер Чопс? И как же вам это удалось, сэр?

– Откупился! – ответил он, глядя на меня с таким умным видом, будто это одно-единственное слово все объясняло. – Друг мой Магсмен, я поделюсь с тобой одним открытием, которое сделал. Весьма ценное открытие, скажу я тебе; оно обошлось мне в двенадцать тысяч пятьсот фунтов; может, и тебе пригодится… Вся штука в том, что не столько человек входит в общество, сколько общество входит в этого человека.

Не совсем поняв, что он имеет в виду, я покачал головой, напустил на себя глубокомысленный вид и сказал:

– Вот тут вы совершенно правы, мистер Чопс.

– Магсмен, – промолвил он, дергая меня за штанину, – общество вошло в меня на все мои деньги, до последнего пенни.

Я почувствовал, что бледнею, и хотя обычно за словом в карман никогда не лез, но тут едва сумел выдавить:

– А где же Норманди?

– Удрал. И прихватил с собой столовое серебро, – ответил мистер Чопс.

– А тот, другой? – поинтересовался я, имея в виду того господина, на котором в прошлый раз была епископская митра.

– Удрал. И прихватил с собой драгоценности, – сказал мистер Чопс.

Я так и сел, глядя на него, а он, поднявшись, уставился на меня.

– Магсмен, – сказал он, и мне показалось, что чем грубее он выражался, тем сам становился мудрее, – общество, если взять его целиком, сплошь состоит из карликов. При Сент-Джеймсском дворе, например, они все как один проделывали мой старый трюк – обходили три раза по кругу дом в своих придворных платьях и при всех регалиях. И еще, притворщики эдакие, трезвонили в свои маленькие колокольчики. И блюдечко там тоже ходило по кругу. Магсмен, оказывается, блюдечко имеет хождение повсюду!

Ну, сами понимаете, я подумал, что несчастья ожесточили его, поэтому проникся сочувствием к мистеру Чопсу.

– Что же касается Толстых Леди, – промолвил он, а потом как стукнет головой о стену, – в обществе их хоть пруд пруди, причем куда хуже оригинала. Здесь она была оскорблением вкуса, простым оскорблением вкуса, и ничего, кроме презрения, не вызывала, к тому же сама себя наказала, выбрав индейца. – С этими словами он опять основательно приложился лбом о стену. – Но там, Магсмен, там они все продажные до мозга костей. Приготовь кашемировые шали, накупи браслетов, разложи все это и еще кучу всяких безделушек по своим комнатам, а потом дай знать, что даром отдашь их тем, кто зайдет ими полюбоваться, и все Толстые Леди, на которых и не взглянешь-то второй раз, тем более за деньги, сбегутся к тебе со всех румбов, кем бы ты ни был. Они просверлят твое сердце, Магсмен, как дуршлаг. А когда ты уже больше ничего не сможешь дать им, рассмеются тебе в лицо и бросят твои кости на съедение хищникам, словно дохлого осла прерий, коим ты и стал на самом деле! – С этими словами он так грохнулся о стену, что рухнул бездыханным.