Прерванное молчание - [40]
— Джон? — Протянула она, глядя на Эрика. Потом посмотрела на меня. — Папа, вы знакомы?
— Папа? — Повторил Эрик. — Папа?
— Элис? — Обратился я к дочери, заметив, что между ней и Эриком сейчас от напряжения появятся искры. — В чем дело?
Еще некоторое время мы молчали, потом Эрик сделал пару глубоких вдохов.
— Миллер! — Сказал он так, как будто только что открыл закон всемирного тяготения. — Миллер! Черт! — он смотрел на меня, качая головой. — Как всё повернулось!
— Да в чем дело? — Снова вступила моя дочь.
— Папа, — Теперь как будто спокойнее констатировал Эрик, снова посмотрел на меня и горько усмехнулся. — Да, такого я не ожидал, — он словно говорил сам с собой. — Ну и к черту! Я ухожу!
Он слегка толкнул меня плечом, протискиваясь между мной и Элис к двери, и вышел. Дочь сорвалась с места и бросилась за ним, но по тому, как она растеряно застыла у выхода, крутя головой и вглядываясь в толпу, я понял, что Эрик уже скрылся и растворился в потоке людей.
— И что это было? — Обратился я к Элис, положив руку ей на плечо.
— Это был Джон, — оборачиваясь, сказала она. — Мой Джон, Джон Салливан. Вы что, знакомы?
— Давай-ка поедем домой, дорогая, — я пытался глубоко и спокойно дышать. — По дороге я, может быть, что-нибудь сумею понять.
— Пап! Да что происходит! — У нее по щекам текли слезы.
— Поехали-поехали, — как можно спокойнее сказал я. — Дома спокойно во всем разберемся.
Было еще светло, и мы ехали не спеша. Всю дорогу молчали. Каждый из нас, думаю, прокручивал в голове сотни версий случившегося. Элис периодически недоверчиво поглядывала на меня, утирая слезы, я же мог только качать головой, как китайский болванчик.
Эрик Стоун опять каким-то совершенно не понятным образом оказался в моей жизни. И теперь, кажется, он подошел слишком близко. В Нью-Йорке живет двенадцать миллионов человек, это не считая туристов и нелегалов, и надо же было случиться, что мы встретились в самом центре! И при чем тут был этот Джон, из-за которого третий день рыдала моя дочь!
Как только мы переступили порог дома, Элис бросила сумку на диван и встала в позу, требующую незамедлительных объяснений.
— Давай-ка заварю чай, — нерешительно предложил я, стараясь немного отложить момент истины.
— Пап, — настойчиво сказала она. — Объясни мне, что это было? Откуда ты знаешь Джона?
На наши голоса в гостиную вошла Элизабет. Она была еще слаба после операции, но восстановление проходило нормально, и она уже вполне свободно, хотя и медленно передвигалась по дому.
— Что у вас случилось? — Спросила жена, глядя на заплаканную Элис и мое озадаченное лицо.
— Дорогая, сделай нам чай, пожалуйста, — попросил я. — Думаю, нам предстоит трудный разговор, — я тяжело вздохнул, присаживаясь на диван.
— У вас все нормально?
— Да, мы справимся, — ответил я и снова вздохнул.
Разговор предстоял долгий и непростой, а слезы и дрожащие руки моей дочери значительно усложняли задачу.
— Так значит, — начал наконец я, потому что больше оттягивать было невозможно. — Ты говоришь, что Эрик… что этот парень и есть твой Джон Салливан?
— Угу, — быстро закивала Элис, ожидая продолжения.
Я старался подобрать слова и как-то логически выстроить цепочку повествования у себя в голове, но ничего не получалось.
— Так ты знаешь его, пап? — Торопила меня дочь. — Что за Эрик? О чем ты?
— Понимаешь ли, в чем дело, дорогая… — я говорил медленно, надеясь, что слова сложатся в рассказ по ходу того, как я буду произносить их. — Я, действительно, был раньше знаком с этим парнем, с Джоном, только…
— Извини, милый, — Элизабет прервала меня. — Тебя там срочно к телефону, — она указала на трубку в небольшом коридоре между кухней и второй гостиной зоной. — Какой-то Стоун. Сказал, что ты знаешь, — она пожала плечами и снова скрылась в кухне.
Я сорвался с места. Вечер — теперь уж точно — не сулил ничего хорошего.
— Да! — быстро произнес я, схватив трубку.
— Миллер, — голос Эрика звучал прерывисто и тяжело. — Фрэнк, ты… Ты сказал ей?
— Сказал что? — Я старался изо всех сил говорить спокойно и сдержано.
— Фрэнк, пожалуйста, прошу тебя, — могу поспорить, Стоун был готов заплакать в тот момент, если уже слезы не катились тихо из его глаз. — Не говори ничего ей. Не говори про меня Элис. Пожалуйста! Я не могу… Я не хочу, чтобы она знала. Понимаешь? — он говорил сбивчиво, быстро, путано. — Не рассказывай ей обо мне. Я уеду, и она больше про меня не услышит. И ты не услышишь. Никогда. Просто, прошу, не говори ей ничего. Фрэнк, я не хочу, чтобы она знала, кто я на самом деле. Пусть думает, что хочет. Но только не правду. Не говори ей, пожалуйста…
— Эрик! Эрик, ты в порядке? — Теперь я был почти уверен, что Стоун буквально рыдал у телефона. — Эрик, погоди, послушай, парень!
— Ты уже сказал ей? — Он не мог скрыть страха.
— Нет, не сказал. Успокойся…
— Фрэнк, пожалуйста, только не говори ей ничего! Пообещай, что не скажешь!
Я молчал.
— Пообещай, Фрэнк! Черт! Я умоляю тебя!
— Хорошо, Эрик, но…
— Спасибо, — перебил он. — Я просто не хочу, чтобы она знала, какой я.
— Эрик! Эрик! Погоди!
Он повесил трубку.
У парня ехала крыша. Ехала далеко и с билетом в один конец. Это было очевидно даже из короткого телефонного разговора. Я вспомнил все, что знал об Эрике Стоуне. Я вспомнил, каким видел его на наших встречах, вспомнил наш последний разговор в тюрьме, вспомнил, как он смотрел на меня, как я закурил вместе с ним. Потом я вспомнил все, что рассказывала мне дочь о Джоне Салливане, все мельчайшие детали. Я вспомнил, что ее беспокоило в их отношениях. И вдруг каким-то образом у меня сложилась картинка. Все части мозаики, которые раньше были хаотично разбросаны по столу, вдруг сами собой сложились в единое полотно. Я вдруг понял, что произошло, и как Эрик Стоун стал Джоном Салливаном. Я вспомнил, что слышал о его побеге и, как потом он просто исчез. Я вспомнил и снова отчетливо представил себе, каким извращенным было у этого парня восприятие мира, как в его голове все было вывернуто. И мою дочь угораздило вляпаться во все это глубже некуда! Я взглянул на Элис. Она все еще вопросительно смотрела на меня, требуя объяснений. Боже мой! Ведь она же любила этого парня! Любила так сильно, что описать невозможно! И что я теперь мог поделать с ее разбитым сердцем? Что я теперь мог поделать с этими двумя разбитыми сердцами, осколки одного из которых — я знал точно — были давно стерты в пыль.
Главные герои этой книги — подростки. Они проходят через серьезные испытания в жизни, через страх, боль, чувство вины и предательство. Они рассуждают о настоящей смелости, о необходимости вписываться в общество, о поиске себя. Их миры сталкиваются, как планеты, случайно сошедшие с орбит. И в результате этого «большого взрыва» случаются удивительные открытия.
Юре было двенадцать, когда после смерти мамы неожиданно объявился его отец и забрал мальчика к себе. С первого дня знакомства Андрей изо всех сил старается быть хорошим родителем, и у него неплохо получается, но открытым остается вопрос: где он пропадал все это время и почему Юра с мамой не видели от него никакой помощи. Не все ответы однозначны и просты, но для всех рано или поздно приходит время. Есть что-то, что отец должен будет постараться объяснить, а сын — понять.
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.
Жизнь Гофмана похожа на сказки, которые он писал. В ней также переплетаются реальность и вымысел, земное и небесное… Художник неотделим от творчества, а творчество вторгается в жизнь художника.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
История превращения человека в Бога с одновременным разоблачением бессмысленности данного процесса, демонстрирующая монструозность любой попытки преодолеть свою природу. Одновременно рассматриваются различные аспекты существования миров разных возможностей: миры без любви и без свободы, миры боли и миры чувственных удовольствий, миры абсолютной свободы от всего, миры богов и черт знает чего, – и в каждом из них главное – это оставаться тем, кто ты есть, не изменять самому себе.
Жизнь подростка полна сюрпризов и неожиданностей: направо свернешь — друзей найдешь, налево пойдешь — в беду попадешь. А выбор, ох, как непрост, это одновременно выбор между добром и злом, между рабством и свободой, между дружбой и одиночеством. Как не сдаться на милость противника? Как устоять в борьбе? Травля обостряет чувство справедливости, и вот уже хочется бороться со всем злом на свете…
«Однажды протерев зеркало, возможно, Вы там никого и не увидите!» В сборнике изложены мысли, песни, стихи в том мировоззрении людей, каким они видят его в реалиях, быте, и на их языке.
Всю свою жизнь он хотел чего-то достичь, пытался реализовать себя в творчестве, прославиться. А вместо этого совершил немало ошибок и разрушил не одну судьбу. Ради чего? Казалось бы, он получил все, о чем мечтал — свободу, возможность творить, не думая о деньгах… Но вкус к жизни утерян. Все, что он любил раньше, перестало его интересовать. И даже работа над книгами больше не приносит удовольствия. Похоже, пришло время подвести итоги и исправить совершенные ошибки.