Предупреждение путешествующим в тумане - [41]

* * *

— Только машину поведу я, — сказал Эдгар.

Небеса разверзлись. Дождь лил как из ведра. Дворники только размазывали водяную муть по стеклу. Эд припарковался за золотистой иномаркой, и мы вышли. Дорожка от калитки до крыльца напоминала душ Шарко, потому что струи ливня, вопреки закону земного тяготения, хлестали не только сверху, но и с боков, и даже, кажется, снизу. Непередаваемое ощущение.

Дверь открыла Нина. Она ласково кивнула Эдгару, потом посмотрела на меня, и брови у нее поползли вверх.

— Кто это вас отделал? — спросила она.

Скрипнули половицы, и в коридор из гостиной вышла Марина. Я вспомнил, она часто бывает в этом доме. Значит, нам вновь суждено встретиться.

— Привет, — сказал ей Эдгар. — По-моему, вам пора бы уже быть в лаборатории, а? Рабочий день начался.

— Не стройте из себя деспота, Эдгар, — Нина улыбнулась. — Это я попросила Марину переночевать здесь. Последнее время боюсь оставаться в этом доме одна. Мы просто заболтались за завтраком… Но все же, — она обернулась ко мне, — что с вашим лицом?

— Я ухожу, — Марина взяла со столика под вешалкой сумочку, — не волнуйтесь.

— На улице ливень, — сказал я, — подождите немного, подбросим вас на машине.

— У меня есть зонтик, — она уже открыла дверь. — Зонтик защищает от разных напастей. Даже от ретивого начальника. Повернулась и вышла, затворив дверь.

— Не очень получилось, — качаю головой. — В том смысле, что не очень здорово получилось.

— Так и будем стоять в коридоре? — раздраженно спросила Нина.

* * *

— Значит, вы не знаете, что вам кололи? — сказала Бессонова, когда я кончил рассказывать. — Без необходимых анализов я не могу вам помочь…

Голос у нее становится официальным, она входит в привычную профессиональную струю.

— Наверняка наркотики, — говорит Эдгар. Чем вы там лечите, когда травятся наркотиками?

— Помогает налорфин, — говорит она задумчиво, — когда морфийное отравление. Тут антидот — это налорфин, но если что-то другое…

— Значит, вы морфинистов налорфином лечите? — спросил я.

— Ни в коем случае.

— Почему?

— Потому что налорфин — конкурентный антагонист морфина, — она взглянула на меня и улыбнулась, — ну, чтобы вы поняли: налорфин как бы замещает наркотик в организме. Когда у морфиниста снижается содержание морфина…

— А, абстиненция, похмельный синдром, это я слышал от Эда.

— Так вот, синдром абстиненции, или ломка, как говорят в той среде, — страшная штука. В этом состоянии наркоман способен на что угодно…

— Может даже пойти на самоубийство?

— И это тоже. Лишая, в лечебных целях, наркомана привычной дозы, мы вызываем абстиненцию. Она нарастает постепенно и достигает максимума, как правило, на пятый день. При этом мы помогаем организму привыкнуть к отсутствию наркотика другими препаратами. Если же ввести налорфин — абстиненция достигнет максимума в считанные минуты. С этим ни организм, ни психика не справятся.

— Теперь ты понял, Эд? — спросил я, — ты понял, почему твоя крыса подыхала не по правилам? Громовой перед смертью ввели налорфин. Это было убийство.

— Не думаю. Помнишь, соседка говорила тебе, что «скорая» подъехала к дому раньше, чем они ее вызвали. Знаешь почему? Ее вызвал тот, кто делал Громовой. укол. Искусственно вызвав состояние абстиненции, ее хотели спровадить в лечебницу. Подальше от тебя.

— Нет, старик. Это было убийство. Громова смертельно боялась лечебницы. Панически. И они это знали.

— Вы говорите о той женщине… — Нина покачала головой, — с которой мой муж… Что ж, теоретически… А практически — ампулы очень отличаются. Морфин — в прозрачных, длинненьких, а налорфин в оранжевых и пузатых. Нет, опытный наркоман не ошибется.

— Скорее всего она не видела, чем наполняют шприц.

— Но и достать налорфин крайне сложно. Правда, у каждого уважающего себя анестезиолога найдется пара ампул…

— И у вас есть? — спросил я.

— По правде говоря, есть, — она улыбнулась. — Дома в аптечке.

— Вы не могли бы мне их показать?

— Пожалуйста. Только не выдавайте меня, нельзя так хранить эти препараты.

Бессонова вышла, а Эдгар подмигнул:

— А ты быстро соображаешь…

Я подошел к журнальному столику возле кресел, взял с него потрепанную книжку в сером переплете. Оказалось, комедии Шекспира. Никогда бы не подумал, что в этом доме, набитом одной специальной литературой, читают произведения «нежного лебедя Звона». Хотя, наверное, я необъективен. Погода влияет.

— Где-то я уже видел эту книжку… — Эд заглянул через плечо.

Вернулась Нина. Вид у нее растерянный.

— Что случилось? — спросил Эдгар.

Я-то уже догадывался.

— Дело в том… — она замялась. — Налорфин пропал. И еще несколько ампул. Вполне возможно, того самого препарата, который вам вводили… Это кошмар… Но кто-?.. Зачем?.. Нет, не может быть…

— А я вспомнил, чья это книга, — неожиданно сказал Эдгар. — Что? А… — я посмотрел на томик Шекспира, который вертел в руках.

И тут вдруг все стало на свои места.

— Стоп, старик, — говорю. — Я все понял. Надо читать классиков. «Двенадцатая ночь». Брат и сестра, которых все путают. Обе роли играет, как правило, одна актриса. Как мне все это раньше в голову не пришло!

Нина опустилась в кресло и сжала виски.

— Ты знаешь адрес? — спросил я.