Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970–2000 - [8]

Шрифт
Интервал

, этот термин появился еще во время войны), стабилизируя социальный порядок и бросая тем самым социализму вызов на его излюбленной территории. Коротко говоря, на протяжении 1930–1960-х годов и имидж, и реальность капитализма радикально изменились. Доступные «левиттаунские» дома[15], вездесущие супермаркеты, переполненные недорогими потребительскими товарами, увеличенные пособия по болезни и пенсии и все более демократичные общественные институты — такое оружие оказалось эффективнее нацистских танков.

Вдобавок ко всему перечисленному одним из последствий Второй мировой войны была поднимавшаяся волна деколонизации, которую СССР пытался использовать в своих интересах, но которая в конце концов еще более уменьшила его влияние. Советский Союз был континентальной империей, но особого рода. В то время как дореволюционная Российская империя была поделена на губернии, созданные по территориальному, а не этническому принципу (за исключением Великого княжества Финляндского и маленьких среднеазиатских «протекторатов» Хивы и Бухары), СССР состоял из 15 национальных республик. Начиная с 1920-х годов Москва сама направляла процесс роста и укрепления национальных институтов и национального самосознания в республиках — процесс, стадии которого знали и чистки, и массовые депортации, и русификацию. Все союзные республики быстро развивались экономически, а две из них, Украина и Белоруссия, имели собственное представительство в ООН. СССР гордо противопоставлял это устройство капиталистическим империям типа Британской и Французской. Однако к 1970-м годам, когда почти все заморские территории, некогда контролировавшиеся капиталистическими государствами, получили независимость, сама идея более совершенного типа империи стала анахронизмом.

Кроме того, СССР имел не только «внутреннюю империю», но и то, что Джордж Оруэлл называл «внешней империей». Победа над гитлеровской Германией предоставила Сталину возможность, которой он не мог не воспользоваться: получить обратно некоторые территории, утраченные в 1917–1921 годах, и поглотить большую часть Восточной Европы. Не удовлетворенное политическим и военным контролем, полученным над этим регионом, руководство СССР с 1948 года попыталось создать в восточноевропейских странах режимы по образцу своего собственного. Однако эта советизация происходила уже не во время Великой депрессии и фашистского милитаризма, а в период послевоенного бума и создания в капиталистическом мире «государств всеобщего благосостояния». В этих изменившихся условиях судьба Советского Союза оказалась неразрывно связана с судьбой коммунистического режима в странах-сателлитах. Уже с начала 1950-х годов и особенно после развенчания Хрущевым культа личности в 1956 году и последовавших затем восстаний в Польше и Венгрии озабоченность советских руководителей проблемами Восточной Европы постоянно росла. «Если мы уйдем из Венгрии, — говорил Хрущев своим коллегам за закрытыми дверями, — это подбодрит американцев, англичан и французов — империалистов. Они поймут [это] как нашу слабость и будут наступать»[16]. Несмотря на подавление восстаний, Венгрии в конце концов позволили легализовать некоторое количество частных предприятий, а Польше — остановить коллективизацию сельского хозяйства и сохранить видную роль католической церкви. Тем самым был открыт путь различным отступлениям от советской модели социализма.

В 1968 году Москва вновь признала необходимым вторгнуться на территорию страны, считавшейся ее союзником. На этот раз целью вторжения, особенно сильно повредившего международному престижу СССР, было покончить с попытками «реформировать» социализм в Чехословакии. Еще через два года, а затем вновь в 1976-м массовые забастовки охватили Польшу. В 1978-м краковский архиепископ Кароль Войтыла был избран папой, став первым неитальянцем во главе католической церкви с 1523 года. В следующем году при совершении богослужения во время первой его пастырской поездки на родину присутствовало более 10 миллионов поляков. Многие из них плакали от счастья. В 1980 году в среде вдохновленных папой и недовольных ростом цен польских рабочих начались массовые волнения. Забастовщики создали независимый профсоюз в масштабах всей страны и поставили социалистическую систему в Польше на грань краха. Лишь введение в стране военного положения на время спасло режим. Для умиротворения рабочих польское руководство вынуждено было прибегнуть к западным займам, чтобы импортировать в страну товары массового спроса. Подобная зависимость от западного импорта стала типичной для советского блока. Восточная Германия, граничившая с гораздо более богатой Западной Германией, в итоге набрала 26,5 миллиарда долларов внешнего долга, обслуживание которого отнимало 60 % ежегодных доходов от экспорта. Однако партийное руководство не видело другого способа откупиться от своего запертого за стеной народа, кроме как наращивать импорт потребительских товаров и тем самым увеличивать зависимость от Запада[17].

Единственной силой, способной удержать Венгрию, Польшу, Восточную Германию и Чехословакию от растущего тяготения к Западу, был Советский Союз. Стоит повторить: приобретение «внешней империи» в Восточной Европе, которое на первый взгляд увеличило советскую мощь, на самом деле сделало СССР крайне уязвимым. Конечно, в конце 1940-х годов, когда социализм советского типа только проник в Восточную Европу, казалось (особенно после победы коммунистов в самой населенной стране мира — Китае), что он на подъеме и вот-вот завоюет весь мир. Мало кто понимал тогда, что огромный сдвиг действительно произошел, но в противоположном направлении — в сторону приближающегося краха социалистической системы. Попросту говоря, социализм был в высшей степени зависим от положения в капиталистических странах, а разница между капитализмом времен Великой депрессии и послевоенным капитализмом была поистине колоссальной. Не менее важно, что США, которые перед войной, в период роста могущества Советского Союза, в основном держались в стороне от европейских и азиатских проблем, теперь решительно взяли на себя роль «лидера свободного мира», объединив под своим руководством для противостояния советской угрозе враждовавшие до того капиталистические державы.


Рекомендуем почитать
Добрые люди. Хроника расказачивания

В книге П. Панкратова «Добрые люди» правдиво описана жизнь донского казачества во время гражданской войны, расказачивания и коллективизации.


Русские земли Среднего Поволжья (вторая треть XIII — первая треть XIV в.)

В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.


Папство и Русь в X–XV веках

В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.


Свеаборг: страж Хельсинки и форпост Петербурга 1808–1918

В книге финского историка А. Юнтунена в деталях представлена история одной из самых мощных морских крепостей Европы. Построенная в середине XVIII в. шведами как «Шведская крепость» (Свеаборг) на островах Финского залива, крепость изначально являлась и фортификационным сооружением, и базой шведского флота. В результате Русско-шведской войны 1808–1809 гг. Свеаборг перешел к Российской империи. С тех пор и до начала 1918 г. забота о развитии крепости, ее боеспособности и стратегическом предназначении была одной из важнейших задач России.


История России. Женский взгляд

Обзор русской истории написан не профессиональным историком, а писательницей Ниной Матвеевной Соротокиной (автором известной серии приключенческих исторических романов «Гардемарины»). Обзор русской истории охватывает период с VI века по 1918 год и написан в увлекательной манере. Авторский взгляд на ключевые моменты русской истории не всегда согласуется с концепцией других историков. Книга предназначена для широкого круга читателей.


Москва и татарский мир

В числе государств, входивших в состав Золотой Орды был «Русский улус» — совокупность княжеств Северо-Восточной Руси, покоренных в 1237–1241 гг. войсками правителя Бату. Из числа этих русских княжеств постепенно выделяется Московское великое княжество. Оно выходит на ведущие позиции в контактах с «татарами». Работа рассматривает связи между Москвой и татарскими государствами, образовавшимися после распада Золотой Орды (Большой Ордой и ее преемником Астраханским ханством, Крымским, Казанским, Сибирским, Касимовским ханствами, Ногайской Ордой), в ХѴ-ХѴІ вв.


Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС.


Внутренняя колонизация. Имперский опыт России

Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.


Кривое горе (память о непогребенных)

Это книга о горе по жертвам советских репрессий, о культурных механизмах памяти и скорби. Работа горя воспроизводит прошлое в воображении, текстах и ритуалах; она возвращает мертвых к жизни, но это не совсем жизнь. Культурная память после социальной катастрофы — сложная среда, в которой сосуществуют жертвы, палачи и свидетели преступлений. Среди них живут и совсем странные существа — вампиры, зомби, призраки. От «Дела историков» до шедевров советского кино, от памятников жертвам ГУЛАГа до постсоветского «магического историзма», новая книга Александра Эткинда рисует причудливую панораму посткатастрофической культуры.


Революция от первого лица. Дневники сталинской эпохи

Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.