Православие и Культура - [76]

Этотъ длинноватый, но прекрасный періодъ отлично опредѣляетъ все значеніе, которое польскій ученый придаетъ церкви въ созданіи національнаго типа народной души.

И дальнѣйшее изложеніе Кутшебы все направлено къ одной цѣли — подчеркнуть различіе православія и католичества, какъ «глубочайшаго элемента антагонизма» обоихъ народовъ.

Въ этомъ противопоставленіи Кутшеба мало самостоятеленъ. Онъ слѣдуетъ почти цѣликомъ за докладомъ проф. Гарнака о духѣ восточной церкви, прочтенномъ въ 1913 г. но поводу Балканской войны.[61]

Различіе восточной и западной церкви заключается не столько въ догматическихъ отличіяхъ, не во внѣшнемъ фактѣ папской власти даже, а въ самомъ духѣ обѣихъ церквей, въ антитезѣ понятій, восходящихъ еще къ антитезѣ римскаго и эллинскаго (неоплатоническаго) міросозерцанія. Догматически обѣ религіи — религіи искупленія. Но въ понятіи сущности искупленія, его цѣли и путей къ нему, различенъ духъ обѣихъ церквей. Восточная церковь занята главнымъ образомъ вопросомъ объ искупленіи отъ смерти, вопросомъ о самой смерти и о будущей жизни во Христѣ. Блаженство возможно лишь въ будущей жизни. Отсюда преобладаніе литургіи, ибо она уноситъ въ небо, даетъ вѣрнымъ предвкушеніе вѣчнаго блаженства. Потому восточная литургія отличается экстатически–мистическимъ характеромъ, какъ прообразъ царства Божія во всей его ослѣпительности. Въ связи съ этимъ стоитъ и культъ образовъ, какъ видимых ликовъ нездѣшняго міра».

«Результаты этого духа восточной церкви особенно проявляются во взглядѣ на жизнь, въ ея оцѣнкѣ. Блаженство — лишь за гробомъ, тамъ искупленіе, тамъ добродѣтель. Міръ, въ коемъ мы живемъ, лежитъ во злѣ: онъ — созданіе діяволовъ, въ немъ нѣтъ добра, не найти его и незачѣмъ стараться его исправить. Въ немъ царствуетъ тьма и безнадежность. Неправедны и внѣшнія формы политической и юридической жизни, связывающія людей. Главныя добродѣтели людей — пассивныя: незачѣмъ противиться злу, и не къ чему, — вѣдь весь смыслъ лишь въ будущей жизни! Посему надо бѣжать отъ этого міра, отъ его занятій, отъ его радостей и заботь, и отъ людей. Главное воплощеніе этого отвращенія отъ жизни — монашество. Типъ восточнаго монаха — Аскетъ, пустынникъ. Онъ покинулъ міръ, не хочетъ знать его, чтобы не сталкиваться со зломъ; онъ отрекается отъ всего, онъ бьетъ поклоны, умерщвляетъ плоть, живетъ лишь въ поклоненіи Божеству, въ мысляхъ о блаженствѣ — послѣ смерти. Въ этомт> такой огромный, безграничный пессимизмъ!» (стр. 31—32). И цитируя уже не Гарнака, а своего соотечественника, Влад. Яблоновскаго, авторъ заключаетъ: «на Востокѣ христіанская культура выростила самый черный цвѣтокъ пессимизма». Этотъ пессимизмъ въ отношеніи къ жизни и міру, къ его учрежденіямъ и творчеству, къ красотѣ его и утѣхамъ, Кутшеба находитъ у самыхъ выдающихся изъ русскихъ мыслителей.

Изъ этой предпосылки старается онъ объяснить и отношеніе церкви къ государству. «Занятая лишь мыслью о будущемъ блаженствѣ вѣрующихъ, восточная церковь не требуетъ себѣ государственной власти.

Для нея важно лишь поддержаніе традиціи, у нея нѣтъ никакой потребности въ эволюціи, эволюція для нея недопустима. Церковь не ставитъ себѣ земныхъ задачъ и потому охотно подчиняется государю, лишь бы государь былъ православнымъ. И восточная церковь срастается съ отдѣльными государствами, народами, благодаря чему создаются отдѣльныя національныя церкви.»

Есть, по мнѣнію Кутшебы, извѣстное расхожденіе между духомъ восточной церкви, «не желающей знать о мірской жизни», и задачами государства, занятаго устроеніемъ именно мірской жизни (стр. 35). Поэтому для автора наиболѣе послѣдовательнымъ православнымъ является Л. Толстой — этотъ «православный монахъ, хоть и не въ рясѣ», зашедшій въ отрицаніи государства и міра до послѣдняго предѣла. «Хоть и отлученный отъ православія, онъ могъ явиться только изъ православія».

Такова яркая картина духа православія въ изображеніи польскаго историка.

А католичество? «И католичество видитъ сущность религіи въ искупленіи отъ грѣха и смерти. Но смерть не простираетъ въ немъ своихъ черныхъ крыльевъ, чтобы заслонить міръ отъ глазъ людей» (стр. 36). Для католичества кардинальный догматъ— искупленіе охъ грѣха. Кто избавился отъ грѣха на землѣ путемъ добрыхъ дѣлъ, для того уже перестаехъ существовать смерть. Поэтому важнѣе всего нравственная жизнь и добрыя дѣла на землѣ.

Поэтому таинства преобладаютъ надъ литургіею въ католичествѣ, ибо онѣ очищаютъ душу, особенно важнѣйшее изъ нихъ— покаяніе. Покаяніе — сильнѣйшее лѣкарство католичества въ терапіи души.

И задача ксендза — не литургисать только, а быть учителемъ, пастыремъ душъ.

Отсюда и совершенно иное отношеніе этой церкви къ государству и міру. На землѣ можно достичь искупленія, на землѣ можно строить царство Божіе. Надо и можно бороться со зломъ въ мірѣ, можно воспитать людей для царства Божія на землѣ, можно свести его съ неба на землю (стр. 37). Оптимистиченъ взглядъ католичества на міръ, на его красоты. Аскетизмъ не характеренъ для католичества. Дѣятельные и хозяйственные бенедиктинцы и кармелиты — вотъ образцы западныхъ монаховъ. И чистѣйшая фигура католичества — Францискъ Ассизскій благословляетъ красочность міра. Наконецъ, Лойола провозглашаетъ принципъ, что іезуитъ должнъ знать міръ во всѣхъ его проявленіяхъ, во всемъ его знаніи.