Православие и Культура - [27]

Первая христіанско–іудейская община видѣла въ I. Христѣ потомка Давидова, пришедшаго не «раззорить», но исполнить законъ ,т. е. въ полномъ совершенствѣ выполнить всѣ предписанія этого закона. Вопросъ о соблюденіи субботы, который краеугольнымъ камнемъ лежитъ въ обвиненіяхъ іудейства противъ дѣятельности, а не моральной проповѣди I. Христа, долженъ былъ смущать совѣсть не однихъ «книжниковъ и фарисеевъ», но и рядового іудейства, пошедшаго за Нимъ. Поэтому такъ много мѣста и удѣляется въ евангеліи этому, для насъ столь постороннему и чуждому вопросу, имъ же, іудейскимъ ученикамъ Христа, надо было примиритъ понятіе «исполненія» закона Спасителемъ–Мессіей съ такимъ необычнымъ нарушеніемъ субботы. Этого можно было достигнуть только противопоставленіемъ высшихъ моральныхъ требованій о внѣшней свободѣ дѣйствій ,которая вытекаетъ изъ полнаго проникновенія души высшими нравственными побужденіями. Надо творить добро, не стѣсняясь тѣми внѣшними рамками, въ которыя облечена дѣятельность человѣка въ формально организованномъ обществѣ. Слѣдовательно, эти формы, создающія «культуру», нарушаются, и по существу старая культура отвергается. А потому христіанство и должно было внести новыя культурныя начала въ міръ, — начала, которыя шли въ разрѣзъ со всѣми прежними языческими культурами, со всѣми культами языческими и іудейскими (съ мистеріями какъ и съ сектой ессеевъ). Это былъ принципъ внутренней свободы, свободнаго единенія человѣка съ Богомъ, свободнаго братскаго единенія людей. Только одно условіе требовалось для того, чтобы эта свобода не превратилась еъ свободу злоупотребленія, это проникновеніе души человѣка тѣмъ благоговѣніемъ передъ Богомъ, какъ Отцемъ нашимъ Небеснымъ, изъ котораго вытекаетъ высшее настроеніе человѣка: и аскетизмъ, и милосердіе, и дѣятельная любовь къ людямъ. Все это отъ Христа и это есть высшая реальность Его дѣйствительнаго существованія, какъ «историческаго» лица.

Тѣмъ не мнѣе, Его историческіе корни уходятъ въ глубину іудейства, которое еще въ первое время послѣ выдѣленія изъ него христіанской общины шло въ свомъ развитіи до извѣстной степени параллельно съ христіанскими настроеніями. Найденная около десяти лѣтъ тому назадъ англичаниномъ Ренделемъ Гаррисомъ и изданная имъ въ 1909 году сирійская рукопись представляетъ одно изъ важнѣйшихъ открытій въ области изученія первоначальной исторіи христіанства. Ислѣдователь этого памятника, Гарнакъ («Ein jüdisch–christliches Psalmbuch aus dem ersten Jahrhundert» 1910), выяснилъ, что заключающіяся въ немъ религіозныя пѣснопѣнія были составлены неизвѣстнымъ іудейскимъ поэтомъ приблизительно между 50 г. до Р. X. и 67 г. по Р. X. и около этого послѣдняго времени переработаны въ христіанскомъ духѣ, въ примѣненіи къ тому пониманію христіанства, какое нашло себѣ мѣсто въ евангеліи Іоанна. Религіозное міровоззрѣніе іудейскаго автора ниже христіанскаго міровоззрѣнія, но все же представляетъ столь живое выраженіе высокаго религіознаго чувства, что имъ могла воспользоваться и христіанская община 1–го вѣка, передѣлавъ въ своемъ духѣ нѣкоторые гимны. Конечно, въ тогдашнемъ іудействѣ было не мало людей, проникнутыхъ глубоко религіозными исканіями, и существовала извѣстная среда, въ которой I. Христосъ могъ найти своихъ учениковъ, воспринявшихъ Его проповѣдь и понесшихъ ее въ міръ. Соблюдая іудейскіе обряды, Спаситель придавалъ имъ новый смыслъ, но самые обряды Онъ не уничтожалъ. Такъ, по мнѣнію гебраиста фонъ–деръ Гольца (Tischgebete und Abendmahlsgebete in der altchristlichen und in der griechischen Kirche, 1905), таинство Причастія, какъ оно было установлено I. Христомъ на Тайной Вечерѣ, восходить по своей внѣшней формѣ къ іудейскимъ обрядовымъ молитвамъ передъ ѣдой, сохранившимся въ Талмудѣ отчасти и нынѣ. Только тѣ формулы этихъ молитвъ, которыя относились къ ожиданію Мессіи, выпали, потому что для I. Христа и Его учениковъ, знавшихъ, что въ лицѣ ихъ Учителя уже пришелъ Мессія, онѣ потеряли значеніе. И литургическая евхаристія апостольскихъ временъ представляла въ своихъ внѣшнихъ формахъ іудейскій молитвенный обрядъ. Тѣсная связь между христіанствомъ и іудействомъ заставила христіанъ принять и признать своими и всѣ древне–іудейскія священныя книги Ветхаго Завѣта. Но это имѣло удивительныя послѣдствія для іудейства: Библія сдѣлалась ему чужда. Профессоръ Штернъ («Neutestamentliche Zeitgeschichte» II, 1912, стр. 20–21) по поводу составленнаго семьюдесятью толковниками текста Библіи говоритъ слѣдующее: «Постепенно это собраніе сдѣлалось для всей іудейской діаспоры въ области распространенія эллинистической культуры основой церковныхъ общинъ и получило для нихъ значеніе авторитетнаго священнаго текста. Апостолъ Павелъ постоянно ссылается на него, вступая въ полемику со своими іудейскими противниками въ діаспорѣ. Но именно то обстоятельство, что молодое христіанство сдѣлало его своею Библіей, прежде чѣмъ само создало свое собственное Священное Писаніе, и съ помощью этого текста боролосъ съ іудействомъ, сдѣлало его въ концѣ концовъ ненавистнымъ іудейству». Если видѣть въ этомъ поразительномъ усвоеніи стараго Ветхаго Завѣта новозавѣтной религіей дѣло не простого случая, а волю Промысла, то станетъ еще очевиднѣе, что старое іудейство «Законы и Пророки», служили органической подготовкой къ христіанству и лишь въ немъ нашли себѣ и дальнѣйшее жизненное примѣненіе. Іудейство углубилось въ Пятикнижіе, Тору и въ его талмудической разработкѣ отходило все дальше отъ собственныхъ религіозныхъ основъ и отъ духа христіанства, оъ ними связаннаго. Я думаю, что эта связь Христа съ іудействомъ также свидѣтельствуетъ объ исторической реальности Спасителя, если бы даже была необходимость доказывать эту реальность. Иначе съ точки зрѣнія всего, что мы знаемъ объ образованіи историческихъ преданій, представлялось бы совершенно абсурдно, что вымышленной исторіи, сочиненной конспираціей, въ которую, однако же, входили весьма многіе, человѣчество повѣрило съ такой неотразимой увѣренностью, что сотни человѣкъ гибли ради вѣры въ Него. Гарнакъ поражается тѣмъ, что «легенда» о Воскресеніи Христовомъ выросла почти непонятно скоро (fast unbegreiflich schnell «Die Apostelgeschichte» 224). Съ точки зрѣнія раціонализма это, дѣйствительно трудно объяснимо. Тѣмъ не менѣе объ этомъ свидѣтельствуетъ хорошо освѣдомленный, вообще критическій и осторожный повѣствователь о жизни Христа, евангелистъ Лука. Еще раньше его апостолъ Павелъ, говорившій о воскресшемъ Христѣ и называющій Его Богомъ, долженъ былъ бы не стыдиться ни людей, ни своей совѣсти, если бы разсказывалъ о томъ, что завѣдомо не было, и каждый порядочный человѣкъ изъ современниковъ Его долженъ былъ бы разоблачить его. Оставалось бы предположить, что нѣсколько сознательныхъ лгуновъ или болѣзненно–настроенныхъ фантазеровъ, почему то сговорившись между собой, удивительнѣйшимъ образомъ создали въ неимовѣрно короткій срокъ, вопервыхъ, образъ I. Христа и исторію Его жизни и проповѣди, а, вовторыхъ, цѣлую сѣть христіанскихъ общинъ, начиная отъ Іерусалима, гдѣ въ ту пору и еще долго потомъ жили родственники I. Христа, и кончая Римомъ. И въ результатѣ такой тонко сплетенной лжи явился бы единственный во всемъ человѣчествѣ, привлекающій вотъ уже два тысячелѣтія сердца людей, ученыхъ и неученыхъ, счастливыхъ и несчастныхъ, образъ Спасителя. Какъ это было бы необыкновенно, какъ бы выходило за предѣлы раціонально допустимаго! И невольно приходишь къ убѣжденію, что только упорное нежеланіе испорченнаго сердца разстаться съ дурными навыками раціоналистическаго міропониманія можетъ завести на такой путь, гдѣ нельзя выпутаться изъ неразрѣшимыхъ противорѣчій. I. Христосъ, какъ Божественный основатель христіанской религіи и этическихъ основъ христіанской культурной жизни, долженъ быть признанъ исторически доказаннымъ лицомъ. Вѣра въ Него, какъ въ Бога, должна идти рядомъ со знаніемъ о Немъ, какъ о подлинной личности.