Православие и Культура - [17]

Принимая культуру Запада, ею живя и въ ней участвуя, мы сознаемъ необходимость новой органической («почвенной», какъ говорили нѣкоторые наши философы) культуры, мы стоимъ передъ задачей творчества въ духѣ Православія. Вотъ отчего прежде всего и больше всего мы нуждаемся въ церковной интеллигенціи, чье сознаніе могло бы вмѣстить всю полноту того, что носитъ въ себѣ современность; церковная интеллигенція, внутренне живя во Христѣ, и должна найти основы творчества во Христѣ, должна созидать православную культуру. Мы должны уподобиться нашимъ великимъ предшественникамъ, которые, вобравъ въ себя всю глубину и полноту эллинской мудрости (въ чемъ близорукіе наблюдатели не видятъ ничего кромѣ «острой эллинизаціи христіанскаго духа»), сумѣли выявить все то, чѣмъ жила ихъ душа во Христѣ, съ помощью тонкихъ формъ эллинскаго творчества.

Аналогичная задача стоитъ нынѣ передъ православной церковной интеллигенціей, ибо велика и могуча культура Запада, но вмѣстѣ съ тѣмъ она надломлена и страдаетъ неразрѣшимыми противорѣчіями. Мы не можемъ отвернуться отъ нея, но не можемъ и принять ее цѣликомъ, — наша задача въ томъ и заключается, чтобы придать содержанію европейской культуры новый смыслъ, въ созданіи православной культуры найти исцѣленіе отъ той болѣзни, которой боленъ Западъ. Мы должны вернуться въ себѣ ко Христу и, найдя въ Немъ точку опоры, найдя въ Церкви силу и благословеніе, работать надъ тѣмъ, чтобы вся жизнь вернулась ко Христу. Содержаніе православной культуры и должно сложиться, какъ постановка и рѣшеніе вопросовъ духа и жизни на основѣ ученія Христова.

Въ настоящемъ этюдѣ, посвященномъ развитію идей православной культуры, не можетъ быть мѣста для того, чтобы давать подробную характеристику того, какъ мы мыслимъ это понятіе въ его конкретномъ содержаніи, — вообще не можетъ быть мѣста для конкретнаго построенія системы православной культуры. Задача моя была иная — выставить самую идею православной культуры и обрисовать ея программу — какъ оцерковленія всей жизни въ духѣ Христовой свободы, — безъ тушенія плотью и міромъ и безъ использованія внѣшнихъ путей въ строительствѣ Царства Божьяго'. Не могу лишь не упомянуть, что въ идеѣ православной культуры находитъ свою истинную и всеохватывающую формулировку та задача, къ разрѣшенію которой неуклонно стремилась русская культура XIX вѣка, вся обвѣянная духомъ Православія — нерѣдко даже противъ своей воли и сознанія. Гоголь и Достоевскій были главными пророками грядущаго построенія культуры на началахъ Православія, — но кромѣ нихъ, вольно и невольно, сознательно или безсознательно, многіе, если не всѣ дѣятели русской культуры, служили этому грядущему синтезу. Не буду сейчасъ входить въ эту тему подробнѣе, ибо разсмотрѣніе русской культуры подъ этимъ угломъ зрѣнія потребуетъ много мѣста. Я упомянулъ о русской культурѣ, лишь въ тѣхъ цѣляхъ, чтобы указать, что въ ней мы имѣемъ уже начатки православной культуры — что своеобразіе, внутренняя творческая сила и синтетическая задача русской культуры имѣютъ свой источникъ не столько въ натуральныхъ историческихъ, географическихъ или этнографическихъ условіяхъ русской жизни, сколько въ томъ, что русская душа, питаясь Православіемъ, мыслитъ и творитъ въ свѣтѣ его. Еще слабы ростки православной культуры, еще не осознана до конца ея задача, ея пути, но уже началось строительство православной культуры, почва взрыхлена, сѣмена брошены, — всходятъ и всходы…

Проф. Ф. Тарановский — Религия и наука

I.

Провозглашенная сто лѣтъ тому назадъ Огюстомъ Контомъ мысль о томъ, что религія есть первоначальная стадія познанія, преодолѣваемая въ процессѣ развитія человѣческаго разума метафизикой и окончательно одолѣваемая положительной наукой, благополучно себя изжила. Самъ Огюстъ Контъ не выдержалъ своей мысли съ необходимой послѣдовательностью, ибо, какъ извѣстно, завершилъ свое позитивное міровоззрѣніе религіей, хотя и ложной (о чемъ придется говоритъ ниже), но все же религіей и, значитъ, въ концѣ концовъ призналъ, что религія не есть зачаточная, несовершенная наука, а представляетъ собою самостоятельную категорію человѣческаго разума и духа, по меньшей мѣрѣ, равноправную съ наукой и во всякомъ случаѣ съ нею, такъ сказать, параллельную. Какъ ото часто бываетъ, ученики обыкновенно упрощаютъ воззрѣнія учителей и такимъ образомъ низводятъ ихъ до уровня своего пониманія. Такъ поступили и тѣ послѣдователя 0. Конта, которые восприняли и распространили позитивизмъ, какъ новую истину, долженствовавшую устранить метафизическія заблужденія и преодолѣть «религіозные предразсудки» человѣческаго разума. Они механически отсѣкли всю вторую часть Контовой философіи, — ея завершительную религіозную стадію, — и остались при строгомъ, какъ это имъ и многимъ казалось, позитивизмѣ, самодовлѣющемъ, не только отвергающемъ всякую религію, но и не видящемъ въ религіи ничего другого, кромѣ первобытной, а потому элементарной и неудачной попытки научнаго познанія явленій. Въ самообольщеніи гордыней разума безоглядные позитивисты торжествовали побѣду надъ превзойденной ими низшей, по ихъ мнѣнію, стадіей, — стадіей религіознаго міропониманія. Но торжество это оказалось весьма недолгимъ и совершенно призрачнымъ. Подорвано оно было тѣмъ началомъ изслѣдовательской объективности, которое несомнѣнно имѣлось въ позитйвизмѣ и оказалось сильнѣе той умственной гордыни, которая дерзнула у порога новаго знанія предопредѣлить результаты научнаго изслѣдованія. А результаты получились неожиданные, — прямо противорѣчащіе вышеприведеннымъ упрощеннымъ сужденіямъ о религіи. Оказалось, что религія не превзойдена наукою, что она существуетъ, какъ искони существовала, что у нея есть своя непреходящая психологія, что въ ней имѣется своя неизмѣнная теорія познанія. И добросовѣстные позитивисты стали считаться съ'вѣчными неодолимыми данными религіозной жизни человѣчества, стали изучать психологію религіознаго опыта, вынуждены были констатировать своеобразіе и самостоятельность религіознаго познанія. И предъ пытливостью человѣческаго разума вновь встало «Непознаваемое», но уже не какъ предметъ предвзятаго въ самомнѣніи научной мысли отрицанія, а какъ констатированный изслѣдованіемъ предѣлъ науки, какъ обрѣтенная грань, за которой начинается иной порядокъ духовныхъ переживаній и открываются другіе пути познанія міра. И еслибы въ наши дни вновь явился апостолъ Павелъ, то «Непознаваемое» дало бы ему такой же поводъ для боговдохновенной проповѣди евангельской, какъ во время оно «алтарь Невѣдомому Богу.»