Правила склонения личных местоимений - [7]

В итоге, Дашка уговаривает меня на какую-то жутко тупую американскую комедию. Конкина ржет как ненормальная над каждой тупой шуткой, а я только искоса на нее поглядываю и улыбаюсь.

— Все, пойдем спать, — говорю, довольный, что этот юмор, наконец, закончился. — Пойдем, там две кровати в комнате.

— И ты не будешь ко мне приставать? — недоуменно и как будто разочаровано спрашивает Дашка.

— А должен? — я не могу сдержать смех.

— Ну, не знаю, — Конкина пожимает плечами. — Просто чего ты меня тогда привел-то?

У меня сначала даже слов нет, чтобы ответить. Я просто развожу руками и мычу что-то нечленораздельное. Потом думаю, бедная Дашка, ее, наверное, в гости только за этим в гости и приглашают. А мне такая мысль и в голову не пришла.

Посреди ночи меня будит громкий стук в дверь и истошный вопль с той стороны. Вопль требует открыть ему немедленно. Вопль, похоже, совершенно забыл, что в доме маленький ребенок, который имеет обыкновение спать в такое время.

Черт, думаю, натягивая джинсы, футболку и расталкивая Дашку, которой сейчас очень быстро надо будет собраться и свалить. Невежливо, конечно, но другого выхода у меня просто нет. И какого черта папаша решил завалиться вдруг именно сейчас, именно глубокой ночью! Что ему надо!

— Дашка! — я сильнее толкаю ее в бок. — Просыпайся же, мать твою!

— Что такое? — она открывает глаза.

— Одевайся! Быстро! — командую я и бросаю ей шмотки.

— Да в чем дело-то? — не понимает она.

— Давай скорее! Не задавай вопросов!

Отец продолжает орать под дверью, требуя впустить его. Конечно, у него же нет ключа от нижнего замка, иначе бы он давно был внутри. Дашка быстро одевается, а я подгоняю ее и думаю, что Ксюша вот-вот проснется. Черт тебя подери, родитель хренов! Подавился бы ты своей заботой! И Конкина все спрашивает: «Кто там? Что ему надо?». Ой, Даш, не забивай себе голову, у тебя своего дерьма выше крыши.

Конкина недоуменно мотает головой. Ладно, Даша, попытка номер два.

— Мне жутко неудобно, что так все получилось, — говорю. — Но тебе надо валить. Короче, как только я открою, давай дуй домой. И вообще, забудь обо всем этом.

— Да кто там?! — продолжает твердить Дашка.

— Конь в пальто! — отвечаю. — Полиция!

— Полиция? — Конкина совершенно растерялась.

Я говорю это абсолютно без задней мысли, чтобы Дашка свалила поскорее, но когда, наконец, открываю дверь, папаша предстает перед нами во всей красе, то есть прямо в форме. Вот ведь, неужели прямо с дежурства? Но зато на Конкину это производит впечатление, и она пулей вылетает из квартиры. Этот придурок с майорскими погонами даже заметить ничего не успевает.

Он громко хлопает дверью, быстро проходит на кухню, кидает на стол несколько купюр, потом открывает холодильник и долго напряженно смотрит в него, как будто пытаясь разгадать тайны мироздания. Хотя, какие уж ему тайны!

— Пожрать есть? — спрашивает он.

— А что дома не кормят? — язвлю я, стоя, облокотившись о косяк.

— Поговори мне еще!

Я ничего не отвечаю. Я просто стою и смотрю на него в упор. Как же я его ненавижу. Я так сильно ненавижу этого козла, что у меня, наверное, искры из глаз сыплются. Я просто смотрю на него, но больше всего мне хочется сейчас дать ему по роже. Да так, чтобы он навсегда забыл сюда дорогу.

— Что смотришь? — рявкает он, когда замечает на себе мой взгляд.

— Какого хрена ты приперся? — шиплю сквозь зубы.

— Заткнись! — бросает он. — Это моя квартира! Буду приходить, когда захочу! И вообще, я пришел с дочерью увидеться!

— В три часа ночи?

— Твое какое дело!

Я ухожу, но только успеваю дойти до двери в комнату, где спит Ксюша, отец догоняет меня и отодвигает с дороги. И вот, он уже тянется к ручке.

— Ты не войдешь к ней! — говорю, толкая его и вставая у двери.

— С чего бы?

— Она спит, — отвечаю, скрепя зубами.

— Пропусти! — отец пытается сдвинуть меня.

— Отвали! — я толкаю его, и он пятится назад.

Так мы препираемся еще минуты две. И уже совершенно очевидно, что наши крики разбудили Ксюшку. В конце концов, как обычно, все заканчивается тем, что он сначала бьет меня по лицу, потом толкает. Я ударяюсь спиной о ручку двери в ванную, но, не смотря на внезапную боль, даю сдачи. Мне удается оттеснить его от двери, но он снова бьет меня. В общем, мы деремся. Одно хорошо во всех этих драках — отец так увлекается, что совершенно забывает о своем желании навестить дочь.

Вот и в этот раз, после очередного удара в живот, который получаю я, он ругается, посылает меня подальше и уходит, снова громко хлопнув дверью. Еще некоторое время я стою, опираясь о косяк, потом закрываю входную дверь на все замки, быстро иду в ванную и умываюсь. Надо же, а в этот раз мне досталось-то совсем немного: из носа идет кровь и губа разбита. Я беру из холодильника лед и иду к Ксюшке.

Конечно, она не спит. Сидит на кровати, обхватив колени руками и вцепившись в подушку. Она напугана и тихонечко хнычет. Я присаживаюсь рядом и обнимаю ее. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы кровь не шла.

— Тебе больно? — спрашивает Ксюша.

— Нет, — мотаю головой. — Пройдет. Ложись спать.

— Я боюсь, — едва слышно произносит она, сдавленным от слез голосом.