Прасковья Ангелина - [6]

Безрадостно, в нужде и голоде проходили их детские годы. Хотелось думать об учении, об интересной жизни в будущем, но мечты эти разбивались в прах из-за голода: даже в самое урожайное время Паша и Василек редко досыта наедались хлебом.

Впервые Василек пошел в школу, когда ему исполнилось одиннадцать лет. Правда, к тому времени он уже умел читать и писать. У него были хорошие способности, и грамоте он научился без посторонней помощи.

— Сам не понимаю, как все это вышло, — говорил он Паше. — Еще с детства потянулся я к книгам. А ведь, знаешь, никто их мне не давал и не дарил. Я даже боялся при отце и матери листать страницы. А теперь без книги не смог бы жить.

Шестнадцати лет Василек вступил в комсомол. Паша продолжала с ним дружить, делила с ним все свои радости и горести, удачи и невзгоды. С Васильком ей было легко и весело.

…Василек вошел в дом усталый и весь в грязи.

— Кто тебя так вымазал?

— Что, не нравлюсь?

— Ой, какой же ты, право! Кто же все-таки так разрисовал тебя?

Василек попытался было уклониться от ответа, но натура его не терпела лжи.

— Большое событие, Пашенька, — сказал он и от волнения запнулся.

Наконец со слов Василька Паша поняла, что произошло. В Старо-Бешево из города пригнали два трактора. Это, конечно, огромная тайна, но факт остается фактом, и тракторы находятся в деревне.

То, что в Старо-Бешеве появились тракторы, Паша великолепно знала, и этой тайны Василек мог ей не выдавать, но вот то, что он поступил. на курсы трактористов, ей действительно было неизвестно.

— Я пятый день изучаю трактор. Инструктор до одури нас затаскал.

Новость ее ошеломила. В деревне курсы трактористов— и она ничего не знает! Нет, с этим смириться нельзя.

— Скажи, Василек, только правду говори, трудно ли учиться на тракториста?

— Для кого как… Мне, например, легко, — гордо ответил паренек. — Но правду сказать — управлять трактором сложно.

— Зато интересно как! Ты понимаешь, что для меня это необходимо.

— Как, как? Тебе-то, наверное, известно, что трактором могут управлять только парни.

— А нам, девушкам, нельзя? — голос у Паши дрогнул, и она вот-вот готова была заплакать.

Их разговор прервал стук в дверь. Вошел Иван и попросил подогреть ему обед.

— Торопишься?

— А тебе что? — Брат, видимо, тоже не собирался разговаривать. — Много знать будешь, скоро состаришься.

— А ты, я вижу, помолодел. К трактору торопишься.

Иван прошелся по комнате, потом неожиданно все откровенно рассказал и попросил ее никому не говорить о том, чем они с Васильком занимаются.

— А почему это секрет? Почему в деревне не должны знать, что мой брат учится на тракториста? Почему в деревне не должны знать, что и твоя сестра тоже хочет стать трактористкой?

— Но ведь это просто глупо… — попытался было Иван остановить ее, но она не дала ему договорить.

— Если я решила, что стану трактористкой, то так и будет!

— Ты бы подыскала для себя чистую работу, — твердо сказал Василек. — Трактор — мужское дело.

— Ну, это мы еще посмотрим!

Ясно было, что переспорить Пашу невозможно. Она привела в свою защиту столько доводов, что Василек был просто сбит с толку, а закончился спор тем, что она обиделась и с глазами, полными слез, ушла в другую комнату.

Они не верили в ее силы, и это была самая большая обида в жизни.

Зима тридцатого года стояла суровая. Морозы доходили до двадцати девяти — тридцати градусов с сильными ветрами, снегопадами.

Уже стемнело, когда Паша возвратилась из школы. Дома было шумно. Отец и братья Николай, Константин и Василий, сидя за столом, азартно стучали костяшками домино. Ефимия Федоровна что-то шила, а в другой комнате сестры Надя и Леля возились с книгами.

Паша чувствовала себя плохо, ей казалось, что она никому не нужна.

Думы о тракторе не покидали ее. Побыв немного дома, она вышла на улицу. Все мысли вертелись вокруг одного. Хорошо еще, что Василек не разболтал родителям о том, что она хочет стать трактористкой. А что, если самой поговорить с отцом? Неужели и он, человек передовой, не поймет, не поможет, не скажет: «Вот тебе мое благословение, Паша»?

Размышляя таким образом, она долго бродила по заснеженным улицам. Потом вышла к машинно-тракторной станции. У ворот несколько задержалась: зайти или нет? Может быть, лучше поскорее отсюда уйти? Кто знает, не вынырнет ли откуда-нибудь дорогой братец, не загремит ли на всю деревню: «Уходи, пока цела! Бате пожалуюсь…»

В это мгновение раздался знакомый удар молота по наковальне, и, может быть, благодаря этому она смело вошла в мастерскую. В нетопленном помещении с низким потолком увидела инструктора курсов трактористов Ивана Федоровича Шевченко. Это был высокий человек лет сорока пяти, с покатыми плечами и маленькими усиками. Инженер-механик по образованию, он обучал парней тракторному делу. За тремя небольшими столиками сидели на табуретках его ученики, и среди них — Василек и ее брат Иван. Как она им позавидовала!

Возле Ивана Федоровича лежали тетради, и он, проверяя их, время от времени безжалостно что-то подчеркивал синим карандашом.

— Товарищ Ангелин, — отложив в сторону толстую тетрадь, сказал он Ивану, — недоволен я вашей учебой. Практику вождения трактора знаете неплохо, а с теорией вы не в ладах.