Прасковья Ангелина - [56]

А Сергей предпочитал о такой жизни не думать и не говорить.

— Что же мне — бросить работу? — спрашивала Паша.

— Ты должна быть хозяйкой дома, воспитывать детей… — черствым тоном объяснял Сергей.

Еще в давние годы, до войны, Паше предложили перейти работать в районные организации. «Хватит тебе бригадирствовать. Ты завоевала право быть на руководящей должности».

Паша решительно отказалась от этих предложений. Она не способна к такой работе. Ее место в поле, на тракторе.

Всех в районе да и в области удивляло такое отношение Паши к заманчивому предложению. Странный человек, любой другой на ее месте с удовольствием занял бы районный пост. Не водить же ей трактор до седых волос? Да и почему же не сменить тяжелую и грязную работу на более легкую и чистую? Ведь женщина!

Нет, Пашу нельзя было уговорить оставить трактор. Никто не мог повлиять на нее, даже угрозы Сергея: «Решай, Паша, я или трактор»— не действовали.

Подобных слов вынести она не могла. Неужели это говорит человек, который считается ее мужем, другом? Неужели это тот самый Сергей, который в тридцатых годах стоял во главе районной комсомольской организации?!

Еще некоторое время Паша терпела. Она надеялась, что он одумается, что рано или поздно заинтересуется крестьянскими делами. Сергей же больше всего боялся именно того, что имело отношение к земле. «Разные мы с тобой люди! — кипел он. — Ты работаешь как вьючная лошадь, и все ради чужого счастья. А я желаю своего, личного… жену с красивой прической, хорошо одетую и с маникюром».

Это был самый тяжелый день в ее жизни. Больше терпеть она не могла. В этот день она объявила о своем окончательном решении: они с Сергеем чужие люди!

С уходом Сергея в жизни ее ничего не изменилось. Она не плакала, не нервничала, друзья и родственники переживали ее разрыв с Сергеем даже больше, чем она сама. Кто же виноват? Может быть, это обычная ссора? А может, все уладится? Ведь дети теряют отца.

«Он меня не понимает, он чужой для нас», — устало повторяла Паша, и даже родная мать, от которой у Паши никогда не было секретов, подчас ее не понимала.

Паша продолжала усердно работать. По-прежнему руководила бригадой и сама управляла трактором. Несмотря на личное горе, на усталость, она была счастлива. Она умела не сгибаться ни перед какими трудностями.

Так было и в то знойное лето 1951 года, когда она делала все возможное, чтобы получить вкруговую по двести пудов пшеницы с гектара. В том году, очень сложном для сельскохозяйственных работ, она вспахала своим «ДТ» до полутора тысяч гектаров земли.

Однажды, придя в райком партии, как обычно, без предупреждения, Паша застала вновь избранного секретаря райкома Степана Гурьевича Гребенюка в кабинете с каким-то человеком. Оказалось, что это товарищ из Киева, из Министерства сельского хозяйства.

Они познакомились. Приезжий товарищ побывал в Марьяновке, в колхозе имени Розы Люксембург и повидал там много интересного.

Успехами в животноводстве марьяновцы завоевали переходящее Красное знамя республики.

— Высоко поднялись! Это как раз то, что меня волнует, — сказала Паша.

— Но такие крупные успехи, как у марьяновцев, могут вызвать и зависть. Да, они разумно и по-хозяйски повели дело, — говорил представитель министерства. — И скажу вам по совести: отличный председатель Илья Павлович Ломако! Настоящий вожак и организатор колхозных масс. Лето еще в разгаре, а он уже заготовил сочные корма на год по шестнадцать тонн на корову. Марьяновцы способны еще выше поднять продуктивность своего животноводства, они могут довести удои до пяти-шести тысяч литров молока с каждой фуражной коровы.

Тут-то Паша и помрачнела. Эти факты и цифры задевали, проникали в самую душу. Было ясно, что их долг — догонять марьяновцев.

— И сильно догонять их, Паша! — вмешался в разговор секретарь райкома. — За полугодие марьяновцы взяли по две тысячи литров молока от каждой коровы. А плотность скота на сто гектаров сельскохозяйственных угодий? Шестнадцать, а три года назад у них было всего лишь… пять. Взлет! А у вас как?

— Просто не знаю, — чистосердечно призналась Паша и почувствовала, что в ее работе есть очень серьезный промах. Как стыдно! Как же могло случиться, что женщины ее колхоза не поделились с нею своими невзгодами, а она сама об этом и не подумала?

Паша опять помрачнела. А секретарь райкома продолжал рассказывать о председателе марьяновского колхоза Ломако и о бригадире тракторной бригады Иване Петровиче Пухно, который, к слову говоря, тоже основательно помогал колхозу отвоевать первое место в соревновании по животноводству. Под конец беседы секретарь райкома подошел к Паше, обнял ее. Она должна понимать, что в соревновании побеждает тот, кто работает лучше, организованнее, и, следовательно, нельзя почивать на лаврах, когда другие ведут наступление.

— Времена меняются, Паша! Ты хорошо успела в земледелии, но совсем из виду выпустила животноводство. А ведь ты, как бригадир трактористов, наравне с председателем Коссе несешь ответственность за состояние дела и в животноводстве. Теперь хочешь не хочешь, а придется учиться у марьяновцев.

Паша поздно пришла домой. Светлана играла на пианино. Потом вступил тихий и чистый мужской голос. Паша прислушалась, стараясь угадать, кто поет Она узнала. Пел Иван Ангелин, приехавший в гости. Он жил теперь в Горловке и работал юристом в одном из трестов.