Прасковья Ангелина - [2]

Шрифт
Интервал

Ангелин отрицательно покачал головой.

— Ну, так вот, слушайте… — Куров не спеша закурил и пристально посмотрел на Никиту Васильевича. — Вчера советовался с активистами. Намерены, товарищ Ангелин, рекомендовать вас председателем товарищества по коллективной обработке земли.

Никита Васильевич от неожиданности даже переменился в лице, но ничего не ответил.

— Что же вы молчите?

— Большие слова услышал я. Боюсь, что не по мне это, не справлюсь… Богом прошу, Иван Михайлович, увольте меня. Я на такие вещи трезво смотрю. Тут нужен человек грамотный, с головой. А мне с моей грамотишкой…

И так случилось, что Куров, сам того не заметив, впервые обратился к старому крестьянину на «ты»:

— А если опереться тебе на народ, Василич?

— Оно, конечно, так, — помолчав, сказал Ангелин и ласково посмотрел на Курова из-под лохматых бровей. — Это верно. Но, однако ж, я права не имею, у меня жинка, дети, на кого я их оставлю.

— Боишься обреза?

— Жить хочется, Иван Михайлович.

— Так вот за эту жизнь и надо бороться! — почти вскрикнул Куров.

Вслед за трескучими морозами и беспощадными ветрами наступила оттепель. Солнце поднималось все выше. По огородам, где еще бурела прошлогодняя ботва, по канавам вдоль полей катилась талая вода.

В это безветренное утро двадцать восьмого года большая семья Ангелиных, как и все бедняцкие семьи Старо-Бешева, вышла на улицу. Людно было на площади перед одноэтажным домом сельского Совета-здесь собиралось первое крестьянское собрание. Пришли все бедняки и середняки.

Собрание было бурное. Каждому хотелось излить свою душу, высказать самое заветное. Ангелина единогласно избрали председателем товарищества.


Высокий, кряжистый, подвижной, Никита Васильевич ежедневно поднимался на рассвете, уходил в степь, а возвращался домой поздно. Поужинав, снова брался за дела. И каждый вечер у него бывал кто-нибудь из односельчан: спорили, решали и, сговорившись, записывали общее мнение в особую тетрадку.

— Растем, растем! — не раз весело, нараспев говорил Никита Васильевич своим друзьям. — Крепнут наши силушки…

Наступил двадцать девятый, переломный год на селе. В Старо-Бешеве, как и во многих других деревнях, организовался первый колхоз.

Общее собрание проходило все в том же помещении сельского Совета. Избирали правление колхоза. В большой комнате царила особенная тишина. Каждый понимал: решается судьба каждого, его жизнь, будущее. Управлять колхозом должны смелые, сильные, преданные советской власти люди.

Кто-то назвал кандидатуру Никиты Васильевича. Паша, его дочь-школьница, сидела в первом ряду и внимательно следила за происходящим. Девочка обернулась на голос, назвавший имя отца, и увидела, что к столу пробирается Кирьязиев.

— Браты, товарищи — срывающимся от волнения голосом произнес Григорий Харитонович. — Советская власть, Ленин наш дорогой дали нам землю. Партия большевиков, советская власть говорят нам: «В колхозе ваша сила, крестьяне! Сами избирайте себе в правление людей, которые постоят за народное дело». Люди у нас такие есть. Вот, например, Ангелин Никита Василич… Наш мужик! Мое слово такое: бери, Василич, артельное достояние в свои руки. Только смотри оправдывай доверие!

Под конец своей большой речи старик махнул рукой, подошел к Ангелину и обнял его.

В комнате зашумели, захлопали в ладоши.

— Ай да Кирьязиев!

— Во-о-стро завернул!

Куров подозвал Кирьязиева, усадил рядом с собой, потом обратился к собранию:

— Голосуют только члены артели. Кто за Ангелина?

— Товарищ Куров… Иван Михайлович! — попытался остановить голосование Никита Васильевич, но уже поднялись десятки рук.

В полночь по дороге домой Никиту Васильевича остановил кулак Панюшкин, живший по соседству и, видимо, поджидавший нового председателя.

— Уж не тебя ли за главного поставили? — в упор спросил Панюшкин.

— Меня… А что?

— Придет время, с поклоном придешь, сукин сын.

— Нет, Степан Спиридонович, — спокойно ответил Ангелин, — ваше время прошло.


Первые колхозы… Даже в самые их названия люди старались вложить глубокий смысл, большие надежды, связанные с новой жизнью в деревне: «Путь к социализму», «За генеральную линию партии», «За счастливую жизнь», «Заветы Ильича», «За власть Советов», «Победа», «Восход»…

В колхозы вступали целыми семьями. Целиком вступила в колхоз и большая семья Ангелиных: сыновья Николай, Василий, Иван, Константин, дочери Надя и Леля. Ангелины работали в поле, на огородах, ухаживали за скотом. От трудолюбивого отца дети унаследовали любовь к земле.

В те далекие годы Паша, самая младшая в семье, училась в пятом классе, но семейная закваска чувствовалась, и ее постоянно тянуло в степь.

Земля! Никита Васильевич всегда произносил это слово с гордостью. И, слушая отца, Паша сама расцветала от восторга.

…Чуть свет Паша уже проснулась. Вчера опять украдкой ходила в степь и, конечно, не подготовила уроки. Долго сидела над книгами и не переставала ломать голову, как ей поступить.

В избе никого. Мерно тикают старые часы. За окном воет ветер.

«Все давно в поле. Одна я дома, — думала она. — Почему такая несправедливость?»

Кто-то постучал в дверь. Девочка подошла к окну. Вставало багряное солнце и бросало лучи на молодое деревцо, уже зазеленевшее легкими листочками. В пламенных лучах оно казалось необыкновенно высоким.


Рекомендуем почитать
М. В. Ломоносов – художник. Мозаики. Идеи живописных картин из русской истории

М.В. Ломоносов, как великий ученый-энциклопедист, прекрасно понимал, какую роль в развитии русской культуры играет изобразительное искусство. Из всех его видов и жанров на первый план он выдвигал монументальное искусство мозаики. В мозаике его привлекала возможность передать кубиками из смальты тончайшие оттенки цветов.До сих пор не оценена должным образом роль Ломоносова в зарождении русской исторической картины. Он впервые дал ряд замечательных сюжетов и описаний композиций из истории своей родины, значительных по своему содержанию, охарактеризовал их цветовое решение.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Великие оригиналы и чудаки

Кто такие чудаки и оригиналы? Странные, самобытные, не похожие на других люди. Говорят, они украшают нашу жизнь, открывают новые горизонты. Как, например, библиотекарь Румянцевского музея Николай Федоров с его принципом «Жить нужно не для себя (эгоизм), не для других (альтруизм), а со всеми и для всех» и несбыточным идеалом воскрешения всех былых поколений… А знаменитый доктор Федор Гааз, лечивший тысячи москвичей бесплатно, делился с ними своими деньгами. Поистине чудны, а не чудны их дела и поступки!В книге главное внимание уделено неординарным личностям, часто нелепым и смешным, но не глупым и не пошлым.


Горе от ума? Причуды выдающихся мыслителей

В книге Рудольфа Баландина читатель найдет увлекательные рассказы о странностях в жизни знаменитых интеллектуалов от Средневековья до современности. Герои книги – люди, которым мы обязаны выдающимися открытиями и техническими изобретениями. Их гениальные мысли становились двигателем человеческой цивилизации на протяжении веков. Но гении, как и обычные люди, обладают не только достоинствами, но и недостатками. Автор предлагает ответ на вопрос: не способствовало ли отклонение от нормы, пусть даже в сторону патологии, появлению нетривиальных мыслей, решений научных и технических задач?


В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.Очерки сгруппированы в три раздела.


Становление бойца-сандиниста

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.