Поздравляю со смертью - [42]

Всем моим сознанием завладел Федор. Серьезный, строгий, в форме, а по возрасту совершенно не годился ей в отцы. Помню, я даже переспросила, мол, точно твой отец? А то вдруг она собственного отца не признает. Затем я спросила, сколько же ему лет. Не знаю, поняла ли она истинную причину моего интереса — наполовину духовную, наполовину телесную. Любовь — это всегда пятьдесят на пятьдесят… Как в рецептах пишут: на стакан воды одна порция романтики и одна порция страсти. Только обычно умалчивают про две порции слез и три порции стыда сверху.

Помнится, она сказала что-то вроде: «Закатай губу, папаня женат. На мамане, прикинь?» Я тогда отмахнулась, посмеявшись, мол, какие глупости говоришь. Но в тот момент я поняла, что мне придется ее терпеть. Столько, сколько нужно. Возможно, невыносимо долго. Если бы не Федор, я бы давно с ней рассталась. Да, помню, я говорила, что любила Изольду за ее острый язык, самоуверенность и нестандартное мышление. Но это неправда. Или отчасти правда. То есть когда я поняла, что мне придется с ней примириться и продолжать общение, я уже изо всех сил старалась что-то в ней найти, за что ее можно полюбить. Знаете, как в известном анекдоте: если тебя насилуют, расслабься и получай удовольствие. Ну или вот еще расхожая фраза: не можешь изменить обстоятельства — измени свое отношение к ним. Вот и я в какой-то момент даже смогла найти в себе чувства, похожие на привязанность. Ни Наташка, ни Алла, ни сокурсницы или другие люди, знакомые с Изольдой, не могли понять меня. Чуть ли не каждый из них в какой-то момент отводил меня в сторонку и спрашивал, как я с ней дружу. Что я могла им ответить? Все как и всегда: «Она такая классная!», «Она интересная!», «Она остроумная!» — и так далее.

Я не могла сказать им правду.

Изольда быстро взяла меня в оборот. Все, что было нужно, я выполняла. Когда ей нужно было на свидание, я оставалась с ее парализованной бабушкой. А такое было чаще, чем мог бы себе представить какой-нибудь ответственный, воспитанный человек, реально заботящийся о своих близких. Даже тетя Лена была далека от истины, говоря, что я сидела с ее матерью дважды в неделю. Вам я скажу по большому секрету: Изольда просидела только день с собственной бабушкой. Точнее, полдня. Затем она вызвала нас с Наташкой (мы уже дружили втроем, но Живцова, как уже, наверно, понятно по моему рассказу, больше дружила со мной, а с Изей постольку-поскольку), и мы ее развлекали до вечера, пока не появился отец и не освободил нас от повинности. Затем уже я приходила одна. Изольда, будучи довольно хитрой, за час до появления второй смены присылала Аллу или являлась сама. И я, расстроенная, что не увижу Федора сегодня, уходила домой. Но я не роптала, не ждала и не молилась. И в принципе ни на что не надеялась. Я просто молчала. Изольда смеялась, что у меня нет парня, а я молчала. Некоторые более язвительные сокурсницы звали меня то монашкой, то лесбиянкой. И я снова молчала. Изя, к ее чести будет сказано, рьяно за меня заступалась, и девчонки отставали. Возможно, это из-за того, что она не любила, когда кто-то другой играет с ее добычей, с несчастной пойманной мышкой. А может, нечто вроде привязанности испытывала и она ко мне. Живцова же, более внимательная к людям, чем иные представители гомо сапиенс, безошибочно читала на моем лице мучительное томление, взгляд, уходящий внутрь себя, и вселенскую тоску в глазах, и неизменно спрашивала, в кого меня угораздило влюбиться. А я все так же молчала.

И вот в какой-то момент Федор приехал к свекрови чуть раньше, чем обычно. Он уже ушел со службы, занялся бизнесом и теперь сам распоряжался своим временем.

— Ты? — удивился он, как мне тогда показалось, недовольно.

Это вызвало не только болезненный укол в сердце, но и придало силы для борьбы.

— Я! Почему вам так неприятно мое присутствие? — Да, тогда мы были на «вы».

— Мне? Неприятно? О чем ты? — его голос смягчился. Он прошел в глубь квартиры, осмотрелся. Я аккуратистка, везде прибрано, посуда помыта, бабушка была мною перевернута несколько раз, дабы не возникло пролежней. В кресле лежала книга, взятая мною с полки. — «Уход за больными», — прочитал он название. — Ты читала? Или девочки?

— Я, — пожала я плечами, мол, за других не ручаюсь.

— Но зачем? Ведь это не твоя бабушка.

Мой вид, должно быть, говорил: ну и что? А вербальный ответ я не дала.

И тут он сказал такое, чего не только все вокруг — но и, как оказалось, собственный отец не мог понять:

— Инесса, ты такой прекрасный человек, как ты ее терпишь?

Да, прямо так и сказал. Прекрасный человек. А кого «ее», понятно было без уточнений. Явно не парализованную бабушку, которая за весь день только один раз сказала «у-у» и еще один раз «угу».

— Я не… — Я осеклась. Я ведь и самой себе на тот момент не могла до конца признаться, отчего я с ней дружу. — У нее есть как минусы, так и плюсы, — наконец выдавила из себя я, глядя ему прямо в глаза.

— Например? — его глаза смеялись, но как-то не по-доброму. Как будто ты за маской смеха пытаешься спрятать свою боль.

— Например, у нее отличное чувство юмора. И… — я запнулась. Перечисление на этом закончилось.