Поздравляю со смертью - [41]

Кровь приливала к лицу, сердце разрывалось на части, я думала, что никогда больше не смогу пошевелиться… Только не смотри на меня, только не поворачивайся…

Но тетя Лена устала смотреть в окно и перевела взгляд потухших глаз на меня.

Тогда я резко вскочила и повернулась к плите, чтобы выключить чайник. А затем… затем просто бросилась в прихожую, обулась и вылетела из квартиры.

* * *

Телефон разрывался, но я не подходила. Я лежала на кровати и смотрела в потолок. Может, его пора покрасить? Хоть отвлекусь.

Наконец я решила проверить, кому понадобилась. Ведь это мог быть кто-то другой. Кто-то, кто не связан с этой историей. Кто-то, кто не связан с семьей Филипповых…

Да, слава богу, это оказался Жан.

— Приветик! — радостно сказал он. — Не надоедаю?

— Нет. Я рада, что ты позвонил.

— М-да? А голос расстроенный.

— Просто кое-что случилось. Но это не важно, на самом деле. Рассказывай, что у тебя.

— В общем, пересекся я с ведьмочкой своей. То есть со своей знакомой… — зачем-то уточнил он. Наверно, чтобы я не подумала, что у него с ней роман. Ведь местоимение «своя» можно прочитать по-разному. — Короче, она подтвердила, что то, что нарисовано на открытке, — это порча на смерть.

— На смерть, — эхом отозвалась я, не совсем даже понимая, что слышу.

— Судя по голосу, тебя мощно придавило… Давай приеду. Утешу, — хохотнул парень.

— Нет, не надо. Как-нибудь встретимся, но в другой день.

— Хорошо. Завтрашний день подойдет?

— Пока не знаю.

— Серьезно? — он как будто удивился. — Ну ладно. Звони тогда, как освободишься. — И он отключился, вроде бы обидевшись.

Не хотелось ссориться с Жаном, но личная драма сейчас правила бал в моем сердце, и мне было не до чего.

Стемнело. Мне не хватило сил подняться, чтобы занавесить окна и зажечь общий свет. Да и поесть бы не мешало, после кусочка пиццы, проглоченного еще в половине второго, во рту не было ни соринки, но пойти на кухню тоже казалось подвигом.

Наконец в дверь позвонили.

Я нашла в себе силы встать и открыть дверь: второе дыхание будто ждало именно этого момента — когда кто-то придет ко мне в гости.

Это был Федор. Он набросился на меня прямо с порога. Весь всклоченный, ветровка распахнута, рубашка не застегнута на верхние пуговицы — будто в нем кипел пожар. В то время как Федор сгорал от страсти, я сгорала от стыда. И я оттолкнула его.

— Федя, не надо…

— Я не могу больше, Инесса… Я знаю, я помню, мы договорились больше не делать этого, но я не могу без тебя, пойми!

— Я… — я запнулась. Я хотела сказать «я тоже», но что-то внутри воспротивилось этому. — Она знает, Федя.

— Кто?

Филиппов не был дураком, отнюдь, просто в данную минуту мозг был занят другими вещами. Или просто отключен по вине этих «других вещей».

— Тетя Лена.

— Ленка? — Федор отпрянул от меня так быстро, словно в какой-то момент понял, что обознался, и друг, которому он бросился в объятия после долгой разлуки, оказался посторонним человеком, лишь отдаленно на него похожим. — Черт, я не… Я не говорил ей!

— Не глупи, я знаю, что не говорил.

— Но как тогда она?..

— Она застукала нас, когда я сидела с ее больной матерью.

— Ах, вот черт… — Он с отчаянием провел ладонью по лицу. Новость была им воспринята так же ужасно, как и мной. Если уж и я не хотела обижать тетю Лену, то Федор подавно не горел желанием обижать свою жену, с которой почти уже отпраздновал серебряную свадьбу и воспитал двоих детей.

Детей, которые уже мертвы…

— Сделай мне кофе, — бросил мне Федор, проходя в комнату.

* * *

Мы согрешили всего три раза. Впрочем, все в этом мире относительно. Для кого-то три — это мало. Для кого много. Для чего-то слишком много, нереально, невыполнимо… К примеру, родить троих. Или построить три дома. Или трижды начинать жизнь заново, с нуля, в новой стране, новой обстановке, с новой профессией. Для меня же три раза — это мало. Я влюбилась в него с первого взгляда. С тогда еще новой подружкой Изольдой мы шли мимо отделения, она только и успела сказать, что тут «вкалывает» ее «папаня». Я не могла мысленно связать глагол «вкалывать» с ловлей преступников и пыталась найти какое-то другое объяснение ее словам, к примеру, что он тут полы моет в здании (уборщицы в моем понимании как раз «вкалывают», то есть занимаются физическим трудом), как тут он сам вышел нам навстречу с какими-то другими людьми.

— Папка, приветик! — Изольда помахала рукой и даже, как я помню, послала ему воздушный поцелуй.

Я еще с первых дней знакомства с ней стала задаваться вопросом: она такая непосредственная или просто стервозная? Через какое-то время пришла к выводу, что скорее второе, ведь реальную непосредственность я вскоре увидела у Живцовой, с которой познакомилась чуть позже. Все, что делала Изя, она делала с неизменной издевкой.

Федор, однако, и не думал разбираться с поведением дочери, которая поцелуи посылает то ли ему самому, то ли его коллегам-операм, он быстро бросил нам: «Я на задание» — и сел в машину. Остальные мужчины, стреляя в нас заинтригованными взглядами, тоже расселись, кто-то вместе с Федором, кто-то в другой транспорт. И они уехали.

— И это мой папочка! — то ли с восторгом, тот ли с иронией констатировала она (сейчас я думаю, что второе, но тогда, повторюсь, еще не умела ее читать).