Поздняя латинская поэзия - [13]

   А для себя самого был я суровым судьей.

15 Видя достойных мужей достойную жизнь и заслуги,

   Я не жалел воздавать каждому должную честь,

Я сторонился суда, избегал и нажив и убытков,

  Не обвинял никого, не помогал обвинять,

Не был завистником, не был стяжателем, не был тщеславцем,

20   И ни божиться, ни лгать я никогда не умел.

Ни заговор, ни тайный союз не имел меня членом,

  Дружба моя ко всем чистой и верной была.

Видел я счастье не в том, чтоб иметь все то, чего хочешь,

  А чтоб того не хотеть, что от судьбы не дано.

25 Не хлопотун, не болтун, я смотрел лишь на то, что открыто,

  Не подымая завес, не припадая к щелям.

Слухов не распускал, мешающих жить человеку;

  Правду, если и знал, то сохранял про себя.

Вспыльчивый гнев, заботная блажь, пустая надежда, —

30   Все, в чем отрада иных, я не вменял ни во что.

Не признавал мятежей, не шел на людные сходки,

  Не полагался ни в чем на благосклонность вельмож.

Не преступал я закон, и ничуть не тщеславился этим,

  Веря, что добрый нрав добрых законов важней.

35 Был я гневлив, но умел подавлять душевные вспышки,

  Сам себя строго казня, если сдержаться не мог.

Сорок пять супружеских лет, не повздорив ни разу,

  Жил я с женой, и у нас четверо было детей.

Первая дочь умерла у груди, а последний скончался,

40  Юный еще по летам, взрослый уже по уму.

Старший, однако, взошел высоко: державнейший август

  Вверил ему под власть Ливию, Галлию, Рим,

Кроток душой, милосерд, спокоен и видом и взором,

  Он пред родителем был сердцем и духом дитя.

45 Сына его и зятя его[15] я в проконсулах видел;

  Верил, и дожил, что он консулом сделался сам.

Стала замужнею дочь, и была велика ее слава

  Как при супруге ее, так и во время вдовства.

Сын ее, зять и внучатный зять (она видела это)

50   Каждый в своем дому были в великой чести.

Сам я, честей не искав, но когда они шли, не чуждаясь,

  Званье префекта носить стал в Иллирийской земле.[16]

Эта щедрота судьбы во мне породила желанье

  С благодареньем богам встретить скорейшую смерть,

55 Чтоб никакая беда роковым не задела укусом

   Этих, счастливую жизнь счастьем закончивших, дней.

Вняли боги мольбе: я мирную принял кончину

   И оставляю живым страсти, надежды и страх.

Сам для своих похорон все сделавший распоряженья,

60   Я, бесскорбный, почил в круге скорбящих друзей.

До девяноста лет служило мне крепкое тело,

  Твердо я шел по земле, посоха в руки не брал.

Вот какова моя жизнь. Читающий, кто бы ты ни был,

  Молви: «Прожил ты так, как бы хотелось и мне».

УСАДЬБА [17]

После многих лет при дворе, осыпанный почестями, достигший консульства, когда воротился сочинитель к родным местам, то, вступая в малую свою усадьбу, оставленную от отца, сложил он шутливым Луцилиевым слогом[18] такие стихи:

Здравствуй, мой маленький дом, дорогое наследие предков,

  С полем, которым владел прадед, и дед, и отец,

В поздних скончавшийся днях, но, увы, для меня слишком рано:

  Ах, я хотел бы вовек в эти права не вступать!

5 Знаю, так всякий отец оставляет наследником сына;

  Только ведь сыну милей в дольщиках быть при отце.

Нынче на мне и забота и труд; а прежде, бывало,

  Труд доставался отцу, а удовольствие — мне.

Маленький дом, и маленький двор, но совсем он не тесен

10   Тем, в ком чувства одни, словно и сердце одно.

Ведь не богатство душе, а душа для богатства — мерило:

  Крез желает всего, а Диоген — ничего;

Рад Аристипп[19] разронять свое золото в долгой дороге,

  А для Мидаса весь мир, вылитый в золоте, мал.

15 Где граница желанию, там и граница именью:

  Меру всех богатств каждый кладет себе сам.

Я опишу мой надел, чтобы ты заглянул в мою душу,

  Чтобы познал меня, а заодно и себя.

Это непросто — познать себя: два дельфийские слова[20]

20   Всем нам читать легко, а исполнять нелегко.

Двести югеров пашни, сто югеров под виноградом,[21]

  И вполовину того — луг, чтоб скотину пасти;

Лес — обширней в два раза, чем луг, виноградник и пашня;

  Столько рабочих рук, сколько хватает в обрез;

25 Рядом родник, и рядом колодец, и чистая речка,

  Чтобы по ней в челноке плавать туда и сюда;

В житницах собран запас, достаточный на год и на два, —

  Там, где этого нет, голод всегда над душой.

Город отсюда не слишком далек, но не слишком и близок:

30   Все могу получить, и не толкаться в толпе.

И коли скука меня соблазнит переменою места —

  Город сменю на село или на город село.

КРУГЛЫЙ ДЕНЬ [22]

1. ПРОБУЖДЕНИЕ

Утра ясный свет проникает в окна,

Бодрая шуршит над гнездом касатка,

Ты же, Парменон,[23] как заснул, доселе

        Спишь беспробудно.

5 Если сони[24] спят напролет всю зиму, —

Это потому, что не сыщут корма:

А тебе, напротив, питье и пища

        Давят желудок.

В завитки ушей не проникнут звуки,

10 Спит в оцепененье обитель духа,

И не потревожит очей сомкнутых

         Зарево утра.

Есть рассказ о том, как Луна[25] когда-то

В череде сменявшихся дня и ночи

15 Продлевала юноше год за годом

          Сон непрерывный.

Встань, лентяй, не жди, чтобы взял я розгу!

«Встань, да не придет[26] вечный сон, откуда

Ты не ждешь!» Воспрянь, Парменон, скорее

20        С мягкого ложа!

Может быть, тебе навевает дрему

Сладкий звук сапфического размера?

Разгони же негу лесбийских песен,